В то время арестовали нашего дилера Сэмми, и это стало по-настоящему поворотным моментом. Я был в квартире у Иззи и Стивена в день, когда девушка Иззи Дейзи пошла на встречу к Сэмми за нас туда, где тусовалось большинство его клиентов. Полицейские готовили облаву, поэтому когда Дейзи ушла и не вернулась, мы забеспокоились. Чуть позже она позвонила нам из тюрьмы. Они забрали всех клиентов Сэмми, и мы собирались вытаскивать ее из тюрьмы, но Сэмми не возвращался очень долгое время. Это была настоящая проверка для нас; помню, мы с Иззи безуспешно бродили по улицам в поисках наркотиков. Творился какой-то страшный беспорядок. Я перестал возвращаться к Ивонне, забегал к ней всего три раза. Я пробыл у нее несколько дней, но мне становилось хуже, я снова мог простудиться.
Тем временем Тот Зутот стал себе на уме. Однажды он вызвал нас в Geffen, мы решили, что опять нужно обсудить очередную кандидатуру продюсера, поэтому он хочет с нами встретиться. Когда мы пришли к нему в офис, он все время смотрел нам в глаза. Я только лишь кивал головой, до сих пор не придя в себя после пребывания у Ивонны, а отдохнувшие ребята выглядели просто ужасно.
«Какого черта я должен что-то делать для вас?» - спросил он. – «Посмотрите на себя. Неужели вы думаете, что сможете записать альбом?! Ребята, вы должны сделать это вместе! Соберитесь! Время уходит!»
Он бросал слова на ветер, но они производили впечатление медленно, но уверенно, не особо заморачиваясь на этом, или даже признавая это, мы начали собираться вместе.
Алан Найвен и Том Зутот направляли каждого продюсера в городе на встречу с нами, и когда они уже начали думать, что это бесполезно, нашелся один человек – Майк Клинк (Mike Clink). У нас была всего одна сессия с ним, мы записывали “Shadow of Your Love”, она была лучшей песней, которую мы играли на репетициях, со времен Hollywood Rose. Наша версия песни не вошла в альбом, но ее выпустили на японском варианте EP.
Потом мы снова и снова переслушивали то, что получилось: и наконец-то услышали свою игру на пленке в том виде, в каком и хотели. Там звучали только мы, но немного улучшенные, Клинк прочувствовал сущность Guns N’Roses. Наконец, все заработало. Мы провели семь месяцев в чистилище, с трудом играя и иногда лишь записываясь не с теми продюсерами. Это было похоже на вечность, потому что с нашим образом жизни мы и на десятую долю не напоминали группу.
Майк Клинк молодец, он знал, как направить нашу энергию в нужное русло. Он знал, как понять наше звучание, не меняя его тональности, а также он легко находил общий язык с каждым из нас. Секрет Клинка был прост: он не пренебрегал нашим звучанием – он просто много работал над тем, чтобы правильно понять его, и все. Даже странно, что до него никто не мог этого сделать. Клинк работал с Heart and Jefferson Starship, но нас подкупило то, что он присутствовал на записи Lights Out UFO. Этот альбом был знаменательным для нас, потому что игра гитариста Майкла Шенкера (Michael Schenker) была поразительной и просто потрясающе звучала.
Обычно мне встречались продюсеры из тех людей, которые всегда реагируют на проблемы других, но никогда на свои собственные. Они сначала рассказывают им, что нужно делать, как играть, каким должно быть звучание – и все в таком духе. Но вот за что их сложно уважать, так это за то, что чаще всего у них нет своего лица, какой-то своей изюминки. Майк же отличался от них, он был приветливым, никогда не навязывался, был легок на подъем, спокоен и наблюдателен. Он знал, что лучше не в одиночку строить предположения, а всем вместе обсуждать проблему. Мы с самого начала уважали его.
Мы засели в студии S. I. R. с Майком за пультом, группа свободно себя чувствовала, на нашей первой сессии мы начали работать над песней, которая в последствии стала “You could Be Mine”. На следующей сессии мы взялись за “Perfect Crime”, которую принес Иззи. Мы не писали новый материал, но нам было очень комфортно там работать.