Это лишь игра - 2 (СИ)

И хотя предательство Германа меня очень сильно подкосило, но когда столько людей о тебе хлопочут, когда так много для тебя делают, ну просто стыдно продолжать хандрить, словно ты не видишь и не ценишь чужую заботу. И я старалась, изо всех сил старалась их не подвести. Чтобы всё было не зря. И смогла ведь: вернулась к жизни, нормальной, полноценной жизни. Без боли, без страха и без тоски по нему.

И вот, пожалуйста — он здесь. Зачем? Снова сделать мою жизнь невыносимой? Разрушить то, что мне с таким трудом удалось собрать? Потому что Герман мне принесет лишь страдания, я это чувствую. Да что там, уже принес…

Подойдя к нему ближе, вместо холодной вежливости выпаливаю почти грубо:

— Что тебе здесь нужно? — правда, голос все равно нервно дрожит. Его же, наоборот, обволакивает:

— Увидеть тебя захотелось.

Вот так у него просто — захотелось! Меня внутри колотит, уж не знаю, отчего больше: от волнения или от негодования. Он же, судя по позе, по тону, по движениям, полностью расслаблен. Что ж, Герман всегда обладал завидной выдержкой. Впрочем, сейчас она ему и не нужна. Это ведь всего лишь я… бывшая, черт возьми, одноклассница.

Боже, дай мне сил выстоять!

— Увидел? Всё? Теперь можешь уходить.

— Нет, не всё. Привет, Лена Третьякова, — слышу в его голосе насмешливые нотки.

С ленивой неторопливостью он делает пару шагов ко мне, а я едва сдерживаюсь, чтобы, наоборот, не попятиться.

— Герман, что тебе от меня надо? — стараюсь говорить строго и сухо, но его мои потуги только потешают.

— Лен, не нервничай ты так. И не сердись. Я ничего плохого тебе не сделаю. Мне, правда, просто захотелось повидаться с тобой, не чужие как-никак. Ну и узнать, как у тебя дела… как здоровье…

Каков цинизм, а! Он еще про здоровье мое спрашивает!

— Как видишь, нормально.

— Я рад, — благодушно улыбается он, не замечая моей обиды.

А мне от его улыбки только горько становится. Раньше, в прошлой жизни, я млела от счастья, когда холодный и высокомерный Герман Горр вот так смотрел на меня, когда так улыбался, а теперь это ранит.

— Благодарю, — выдавливаю я из себя и пытаюсь обогнуть его. Оступаюсь в темноте на какой-то выбоине, но легко удерживаю равновесие. Однако он тут же вынимает руку из кармана, отставляет в сторону и неожиданно ловит меня за талию.

Строго говоря, я сама не успеваю сообразить и натыкаюсь на его руку как на препятствие. Хотя, уж скорее, попадаю будто в ловушку.

Можно было бы подумать, что Герман просто меня подстраховал, чтобы наверняка не упала. Но он не отпускает меня, а, наоборот, порывисто притягивает к себе. Прижимает к своему телу. Опаляет дыханием, глядя сверху вниз. Его ладони, крепкие, горячие, смыкаются у меня на пояснице.

— Что ты делаешь? — шиплю я возмущенно и испуганно, с силой толкая его в грудь.

Герман сразу разводит руки, и я отскакиваю от него, как ошпаренная. Лицо горит огнем. Всего секунда внезапной близости, а сердце тут же заколотилось.

— Не трогай меня! Не смей ко мне прикасаться!

И тут я замечаю, что дома в кухне гаснет свет. Внутри разливается неприятная слабость: родители Антона вполне могут нас увидеть, а, может, и услышать. Да и Антон тоже. Мы хоть стоим не под самыми окнами, в некотором отдалении, но ночью ведь очень хорошая слышимость.

— Прости, — примирительно произносит Герман. — Я не хотел… эм… то есть не собирался тебя трогать. Обещаю, больше не прикоснусь… сегодня.

Он насмехается надо мной!

— Мне пора домой. Меня ждут… ждет… муж.

— Почему же он тебя не встречает? Почему позволяет ходить одной по ночам?

— Это не твое дело, Герман.

— Кто хоть он, этот твой муж?

— И это тоже не твое дело. Я же не спрашиваю у тебя, кто твоя невеста.

— Спроси, если хочешь, — предлагает он.

— Не хочу, — как можно тише говорю я, поглядывая на наши окна и пытаясь понять, не смотрят ли оттуда за нами. — Герман, ну что тебе от меня нужно? У тебя своя жизнь, у меня — своя. Ты не должен был сюда приезжать. Не должен подходить ко мне. И откуда ты вообще узнал мой адрес?

— Это было не так уж сложно, — пожимает он плечами и, устало вздохнув, отвечает уже серьезно, глядя куда-то в сторону. — Да, ты права, Лена. Всё ты верно говоришь. Не должен был, конечно. Но… не смог удержаться, прости. Я скучал по тебе. Очень скучал.

— Ч-что? — запинаясь от неожиданности, переспрашиваю я. — Это что, шутка? Новая игра по старым правилам? Не наигрался в прошлый раз?

Чувствую, меня снова заметно потряхивает, а в голосе звучит надрыв. И это я хотела показать ему свое равнодушие… Просто его слова задели за живое, опять всё всколыхнули, разбередили.

— Тшш. Не заводись, — придвигается он ко мне. — Мне пришлось так сказать. Извини.

Он хоть и извиняется, но в его голосе я слышу вовсе не раскаяние, а… удовлетворение. Он видит, как я на него реагирую, и это почему-то доставляет ему удовольствие. Какой же он все-таки бездушный, циничный манипулятор! Только вот я больше не та наивная дурочка, что велась на все его уловки.

— Знаешь, Герман, найди для своих игр теперь кого-нибудь другого, а меня оставь, пожалуйста, в покое. И еще. Ты ошибаешься. Мы — чужие. Мы — всего лишь бывшие одноклассники.