Это любовь (ЛП)

Это были две одинаковые наволочки, аккуратно завернутые в упаковку. Ну, не совсем одинаковые. На одной элегантным почерком было написано: «Мистер Прав», на другой — «Миссис Всегда Права».

Это ода нашему упрямству — недостаток характера, который появился, когда мы только познакомились, и так и остался в наших отношениях. Странная связь, что удерживала нас вместе, а не отталкивала друг от друга. Как только увидела эти наволочки, на меня нахлынула гамма эмоций, с которой я никак не могла совладать, поэтому извинилась и вернулась наверх. После этого просидела в своей спальне три дня.

После этих дней я стала ощущать беспокойство, что, полагаю, было улучшением. Я начала вставать, одеваться и готовить кофе. Сначала не замечала, но по прошествии дней делала все больше и больше дел.

Занималась мелкими поручениями, ходила на обед с мамой и ее друзьями, и даже пару раз заглядывала в свой магазин и проявляла интерес к тому, как там идут дела. Я даже не осознала, как и когда это произошло, но медленно превращалась в женщину, которая все время прячется и находит утешение лишь в своей спальне.

Несколько недель спустя я сделала глубокий вдох и спустилась вниз, чтобы позавтракать с мамой. Она стояла возле раковины, ее седые волосы были собраны в идеальный французский узел. Когда я зашла, она замерла, увидев меня полностью собранной и держащей в руке ноутбук, готовой начать свой день. Она протянула мне чашку кофе, а в глазах застыл вопрос: куда я собралась так рано.

Я опустила сумку на пол, прислонилась к стойке и вдохнула сладкий аромат французской ванили, который исходил из моей чашки. Подняла голову и посмотрела замершей в ожидании маме в глаза, такие же карие, как и мои.

— Я иду на работу, — произнесла я.

Мама попыталась скрыть удивление, натянуто улыбнулась и пару раз кивнула.

— Прекрасно, Рэйчел.

Но я видела ее глаза — в них застыла смесь надежды и обеспокоенности, что я проведу весь день вдали от нее. За это половина меня полюбила ее еще больше, и я ценила все то, чем мама пожертвовала, чтобы быть рядом со мной все эти месяцы, но другая половина ощущала стыд и вину по той же самой причине.

Жизнь после этого дня стала чуть более упорядоченной. Я продолжила работать. Даже понемногу начала этим наслаждаться. Моя подруга Тесс приходила по вечерам, и мы смотрели фильмы (конечно, комедии), ели мороженное, и она рассказывала мне сплетни о том, что творилось в маленьком кругу наших друзей. Постепенно я снова становилась собой.

Однажды после ужина я сказала маме, что ей пора возвращаться домой. Она пробыла здесь достаточно долго. Мама слишком долго была моей поддержкой. Пришло время снова становиться самостоятельной.

— Ох, милая, я не против. Уверена, твоему папе нравится столько свободного времени. Наконец он получил немного спокойствия и тишины, чтобы строить свои нелепые модельки кораблей. И здесь довольно здорово, только мы девочки, — ответила она, потягивая свой вечерний чай.

Я знала, она сомневалась, стоит ли оставлять меня. Я ее единственный ребенок. Понимала, она переживает, что если оставит меня, то никого не будет рядом, чтобы убедиться, что я не вернулась к своим дням изоляции в спальне. И думаю, что мама наслаждается тем, что снова может заботиться обо мне.

Но мне это нужно. Мне нужно учиться снова быть одной. Тепло улыбнувшись, я просто повторила ее слова, сказанные мне, когда я в них так отчаянно нуждалась:

— Мне это нужно.

Перед отъездом мама протянула мне визитную карточку. «Доктор Шейла Эмбри. Психиатрия». Меня это смутило. Я думала, все уже забыто. Думала, что справляюсь. Разве мама не заметила усилий, которые я прикладываю, чтобы снова жить своей жизнью? Каждый день хожу на работу, пару раз в неделю вижусь с Тесс. У меня есть свой распорядок. Разве не это все хотят видеть?

— Я рада, что ты вернулась к работе, встречаешься с друзьями, выходишь из дома, — сказала мама. — Но, милая, ты не живешь. Простое движение в повседневной жизни — не одно и то же. — Она взяла мои руки в свои и сжала их. — Ее очень рекомендуют. Пожалуйста, просто сходи и поговори с ней. Может, она сможет тебе помочь, что делать дальше. Бен хотел бы этого для тебя.

У меня защипало глаза, навернулись слезы лишь при упоминании имени Бена.

— Чего бы он хотел? — повторила я тихо, но внутри — в своей голове — я кричала.

ЧЕГО БЫ ОН ХОТЕЛ?!

Я знала, чего бы хотел Бен: чтобы я справилась со всем по-своему.

Чего от меня хотят остальные? Чего они ждут от меня? Мой мир изменился навсегда всего за минуту. Шестьдесят секунд. Сколько людей могут это сказать? Кто может быть к этому готов? Что мне нужно, так это больше времени, чтобы справиться с горем, а не какая-то незнакомая женщина, которая скажет, что пришло время создать новый жизненный путь. Как только мама ушла, я сразу же отменила назначенный прием.