Это мой город

Помню, появилась даже мысль, а не следует ли рассказать об этом учительнице.

Слава Богу, школа несколько дней не работала, а потом эта, мелькнувшая в детской головке мысль, как то сама собой забылась, чтобы во всей своей обжигающей явственности всплыть на много позже – совсем в другие времена…

– А, ведь я был готов заложить папу и маму!..

Но вернёмся в наш двор на Красноармейской…

Был у меня там дружок – Вовуська… Потом он стал кандидатом наук, мастером спорта по стрельбе из пистолета, чемпионом Спартакиады и ещё чего-то Владимиром Фесько… Тогда же – просто Вовуська… Он был постарше и повыше меня и у него в доме была страшная тайна – под родительской кроватью лежала настоящая боевая шашка. С каким замиранием сердца, в отсутствие его родителей, забирались мы под кровать, доставали это стальное, матово поблескивающее чудо, с перетянутой витой проволокой кожаной рукоятью, с темляком, который заканчивался неописуемой висюлькой с бахромой, чёрными ножнами, в которые сабля не вкладывалась, а, словно, всасывалась и, из которых выпрыгивала с мягким металлическим шелестом…

Как мы не повыкалывали себе глаза, не поотрубали руки-ноги, носы и уши, когда играли в войнушку, гоняя по коридору и комнатам того, кому в очередь выпадало быть фашистом?..

По-моему, именно за эти игры с саблей я был впервые безжалостно выдран отцом, который лупил меня раза два в жизни, из-за чего потом искренне горевал, просил прощения и вообще переживал немыслимо…

Там же, уж не помню у кого, в сарае стоял трофейный мотоцикл, который мы почему-то называли «харлеем» и, который иногда, опять таки в отсутствие родителей взломав сарай, а попросту выдернув скобу, выкатывали ребята постарше и позволяли нам, мелюзге гурьбой толкать его по двору, а сами рулили, взгромоздившись на кожаное обширное сиденье…

Вообще та жизнь была наполнена событиями таинственными…

Однажды прошёл слух, что милиция накрыла бандитский притон, который находился в выкопанной уркаганами в обрывистом берегу землянке. Мы рассказывали друг другу о том, что воры в этой землянке по ночам дербанили награбленное, пили водку и «использовали» женщин…

Мы нашли эту землянку и пробирались в неё, опустевшую и обвалившуюся, чтобы насладиться ужасом и пряным ощущением порока…

Однажды у наших соседей взломали и ограбили сарай и это тоже родило тьму слухов и домыслов – зачем нужно было ломать замок у соседей, когда рядом были наши закрытые на гвоздик сараи, в которых, так же как и у ограбленных ничего кроме дров не хранилось…

Ого!.. Всё наверно не так просто, наверняка там под дровами пряталось ворованное богатство… Забавно, взломщики, вероятно, думали так же – иначе чего бы им лезть в запертый на замок сарай, вместо того, чтобы просто открыть дверь в нашем.

Но самая загадочная и трагическая история случилась с козочкой, которую мы с тётей Катей выменяли на базаре за три сшитых мамой по ночам платья, выменяли, забыв про хлеб и молоко. Она была совершенно никчемная молоденькая, немыслимо красивая, удивительно ласковая и белая…

Спасибо тёте Кате – она поняла мою детскую, неожиданную любовь к этой несчастной козочке и рискнула многим – мама была девушкой крутой…

Козочка жила у нас с неделю – потом исчезла…

Мне дурили голову, рассказывая, что она забралась в сарае за поленицу дров и я долго-долго ходил к задней дощатой стене сарая слушать, не заблеет ли там моя любимица…

Она не блеяла…

Очень надеюсь, что тётя Катя ухитрилась её продать, и мы её не съели…

Однако и эта боль забылась, прошла.

Умение забывать – неоценимый дар от Господа!

Равно, как и умение помнить!..

ГЛАВА 3

Со временем границы города стали постепенно расширяться, открывая новые горизонты…

Вначале в городе появилась папина мастерская… Нужно сказать, что постоянной мастерской у него не было ещё долго. Было много временных – на объектах – на педкорпусе ( в строящемся пединституте, для которого папа лепил бюст Ушинского), потом в аэропорту – эта была довольно долго и именно с ней связана одна история, которая произошла уже в новой квартире на Московской…

Антиобледенители на самолётах в то время работали используя чистейший медицинский спирт. И естественно спирта у нас в доме было хоть залейся. Постоянно стояла огромная двадцатилитровая бутыль, которая закрывалась тяжёлой резиновой пробкой. Как водится на халявный спирт постоянно собиралась шумная компания молодых скульпторов. Постоянные пьянки маму достали и однажды, при всей честной компании она спустила в унитаз 20 литров спирта. Два дня в доме была напряжёнка и тяжёлое молчание. Потом рассосалось, спирта больше в доме не было, но запах папиной мастерской, запах мокрой глины, дерева, гипса – запах мастерской скульптора остался со мной навсегда. И сейчас, когда я вижу папу во сне, я чувствую этот запах въевшийся в каждую пору его тела…

Потом город и моё мировоззрение обогатились ещё одним понятием – «творческая работа»…

Это слово произносилось очень уважительно по вечерам, когда папа поздно не возвращался домой.

Мама говорила:

– У папы творческая работа!..