Это мой город

Эта авария имела некоторые важные последствия: во первых, лет пятнадцать мама не позволяла отцу ездить быстрее 60 километров в час… Даже когда мы пересели на «Волгу» и много всем семейством путешествовали по берегам тёплых и холодных морей, после шестидесяти мама начинала нервничать и укоризненно попискивать справа от папы; во вторых мы очень близко сошлись с семьёй Володи Посчастьева, нынче известного, маститого графика…

Дядя Стёпа – его отец – инвалид-фронтовик работал завотделом в ГУМе, потом был директором ГУМа, потом то ли министром, то ли заместителем министра торговли… Но тогда они с тётей Клавой – его женой, бывшей медсестрой в госпитале, выходившей его, мальчишку с перебитым позвоночником, и родившей ему сына были ещё очень молоды…

Так получилось, что подходить к разбитой машине никому не хотелось и она долго, с полгода стояла у нас под окном, закутанная брезентом, пока за неё не взялся дядя Стёпа… Наверно у него были большие связи, поскольку в те времена никаких сервисов не было, а ремонт такого объёма можно было провести только в гараже Совмина, в который, естественно, попасть было невозможно… Однако дяде Стёпе это удалось и, надо сказать, что на этой «Победе» мы ещё славно поездили, на ней открыли для себя Нарочь, где я и сел впервые за руль этой самой «Победы».

Но, это опять таки будет позже…

Тогда мы с Посчастьевыми стали дружить домами… Благо они жили тут же на Московской, через улицу… Эта дружба не прерывалась до конца жизни наших родителей и осталась в наследство нам с Володей… Дядя Стёпа и тётя Клава были людьми достаточно далёкими от искусства, хотя, нужно отдать тёте Клава должное, она потом изумительно вышивала гладью, справлялась даже с копиями картин Шишкина. Но тогда все женщины чего то умели и особого значения этому не придавалось…

Первым заметил, что Володя прекрасно рисует – папа… И сказал Вовкиным родителям, ваш сын талантлив, его следует учить, поэтому Володя после седьмого класса расстался с 41 школой, поступил в художественное училище, потом на факультет графики театрально-художественного института и стал тем, кем стал…

Жизнь удивительно переплетена случайностями, которые при ближайшем рассмотрении вовсе случайностями не являются…

Не существовало бы в те тяжелейшие послевоенные годы негласного, нерегламентированного фронтового братства, не встреть папа в пивной полковника Алфимова, неизвестно стал бы он художником или нет, не помоги нам тот неведомый начальник стройтреста вселиться в квартиру на Московской, мы бы наверняка не встретились с семьёй Посчастьевых, не приложи дядя Стёпа руки к нашей разбитой машине, не ходили бы мы к ним в гости, не обратил бы мой папа внимания на одарённого мальчишку и не было бы в Беларуси замечательного художника Владимира Степановича Посчастьева…

Однако, вернёмся на улицу…

Один из моих стихов, подаренный на день рождения режиссёру Игорю Волчеку и, увы, им утерянный, начинался так:

Гремит по улице трамвайчик,

А мы повисли на подножках…

Любимым развлечением пацанов в те годы было сигать с подножек трамваев – Господи! сколько же было этими трамваями отчекрыжено детских ручек и ножек, цепляться железным крюком за проходящие по улице полуторки и скользить за ними по льду на снегурках, или гнутых из стального прута «козах» и, конечно, взрывать…

Иногда, проходя по улицам, встречаю слепых людей, моего возраста, с лицом изъязвлённым, татуированным синими пороховыми отметинами, безошибочно признаю – наши пацаны…

Когда копали фундамент под строящуюся 41 школу – раскопали немецкий склад боеприпасов…

Какие сапёры!..

Никаких сапёров не было в помине…

Весь склад был растащен и перепрятан по сараюшкам, подвалам, чердакам…

Из артиллерийских гильз доставался трубчатый порох, который если его поджечь и быстро прижать к кирпичу вспыхнувшим концом, взвивался в небо, почище ракеты; винтовочные патроны разбирались, отсыпалась из каждого толика пороха, вставлялась на место пуля и эти полуфабрикаты выстраивались где ни будь между сараями и забором присыпались порохом, чиркала спичка и гремели по нашим дворам автоматные очереди; откуда что бралось – откуда бралось знание и умение выплавлять тол из мин и снарядов… Что это было!?.. Отголоски партизанки или некая память на генном уровне?.. Не знаю!..

Но мы это умели.

Умели и делали…

Гремел взрывами разбитый, раздолбанный Минск…

Гудели пивные фронтовыми воспоминаниями наших родителей, а мы, словно сожалея о том, что опоздали родиться к великой войне играли, доставшимися нам по наследству от этой войны игрушками…

ГЛАВА 6

Рядом с нашим, 12 домом, построенным уже после войны, до сих пор стоит 10-й, знаменитый тем, что это был единственный дом в Минске, построенный, а не взорванный в военные годы. Он и по архитектуре, и по внутреннему устройству квартир не наш, немецкий… Немцы его построили, чтобы разместить своих офицеров.