Это мой город

Видимо, заглянул в личное дело, из которого выяснил, что Жора в партизанах был командиром знаменитой бригады, то есть в генеральских чинах, после войны, возглавлял обком партии, потом райком, потом опускался всё ниже и ниже, пока не осел в сварщиках гаража и справедливо считал, что с этой «должности» его попереть некуда…

Ещё одной колоритней шей личностью был директор художественного фонда Изох… Однорукий, пучеглазый верзила – тоже бывший партизанский начальник. Папа был Председателем фонда и Изох номинально ему подчинялся.

– Изох… Ты же был командиром партизанской зоны… У тебя в подчинении были тысячи людей… А теперь с тремя сотнями художников справиться не можешь…

Это папина тирада…

Изох, наливался кровью, выпучивал глаза и с искреннейшим недоумением орал…

– Павло Кырылович, дак там же у меня был маузер и я их к сосне… К сосне…

Жора, кстати, с Изохом был знаком, их зоны соприкасались, и, вспоминая славные года, небрежно ронял…

– Когда Изоховы бандюки к нам забредали, шлёпали их без суда и следствия…

В одном из документальных фильмов мы снимали Алеся Адамовича… Не могу сказать, что мы с ним подружились, он был человеком достаточно закрытым и близко к себе подпускал людей с осторожностью и опаской.

Но пару тройку вечеров мы с ним посидели, поговорили… Его рассказ о начале партизанки в Беларуси был откровением…

– В 41 никакого всенародного сопротивления не было… К немцам относились достаточно лояльно… Они распустили колхозы и дали землю… Уходить в партизаны начали ближе к зиме 42, когда оккупационные власти восстановили колхозы, посчитав, что Сталин был прав и так грабить сподручней… Вот тогда и повалил народ в лес… Не от оккупации, от колхозов… И все были уверены, что главной наградой после Победы станет роспуск колхозов… Не случилось!.. Красные приходят – грабють, белые приходят – грабють…

Не ручаюсь за дословность, но по смыслу – точно…

Где-то к концу пятидесятых в нашем доме стали появляться папины и мамины однополчане…

Видимо, десяток лет потребовался им, чтобы опомниться от войны, как-то обрасти мясом, обжиться… После этого появилась тоска по юности и они начали искать друг друга…

Первым появился дядя Петя Тибабишев…

Я был дома с маленькой Танюшей, когда раздался звонок и в дверях загромыхал совершенно необъёмный дядька с тремя огромными то ли кофрами, то ли сундуками…

– Дэ батько!?.. – с неподражаемым хохляцким простодушием ревел он…

– Шо, на праци!.. А, маты!.. Тэж на праци… То будэмо разом борщ готуваты…

И мы с ним начали готуваты настоящий украинский борщ…

Был дядя Петро столь добродушен, общителен и казался таким свойским и безопасным, что даже мысли о том, что я пускаю в дом незнакомого не возникло в детской головке…

К приходу родителей, была готова ведёрная кастрюля борща, распакованы сундуки с салом, колбасами, копчёными курами, живыми раками, которые ещё копошились в мокрой траве, вялеными лещами и ещё чёрти чем невиданным и непробованным…

Дядя Петя учился с папой в семилетке, потом их пути разошлись и встретились они на фронте, под Москвой, вернее подо Ржевом, где были самые кровопролитные и жестокие бои, да так и прошли всю войну рядом, пока дядю Петю не ранило в Австрии и они не потерялись…

Был дядя Петя командиром роты ПТР, а это значит, что всю войну он просидел перед пехотными окопами на самых танкоопасных направлениях с длинноствольными пукалками, которые, по соображениям, советских военных стратегов должны были поражать вражеские танки…

За время войны личный состав Тибабишевской роты сменился полностью несколько десятков раз, а громило-командир, каким то чудом остался жив…

Вообще, война в нашем доме незримо присутствовала всегда…

Только какая-то не такая как в книгах и фильмах…

Подозреваю, что в рассказах родителей и их друзей она была настоящей…

Немыслимо кровавой, немыслимо жестокой и в то же время смешной и тёплой – они были молоды, бесшабашны, никто не рассчитывал выжить, каждый день мог стать последним…

Ужасно горжусь, что дядя Саша Авакимян, почти родной нам человек, который нашёлся в начале шестидесятых, всерьёз называл меня фронтовиком, поскольку целых четыре месяца, беременная мной мама была на передовой…

ГЛАВА 8

С переездом на Московскую, мой город изменился. Изменился географически и социально. Старые детские связи и дружбы резко оборвались, а новые некоторое время не образовывались. Причиной тому, видимо, была слабая заселённость района и то, что в доме нашем располагалось общежитие строительного треста, жильцы были молоды, семей не пока не завели и единственным их развлечением были танцы под патефон на лестничных площадках.

Эти танцы нас крепко доставали…