Это мой город

Впервые столкнулся с тем, что не все в порядке «в датском королевстве» в школе. В нормальной общеобразовательной, вовсе не элитной (таковых в моем детстве просто не было), вновь построенной в Добромысленском, ставшем со времени Добромышленским (уловите тонкую лингвистическую разницу) переулке школе №41. В нашем очень небольшом классе, дети военных, приезжих, имеющих документы о том, что они не белорусы, от изучения белорусского языка освобождались. Это была «дискриминация» навыворот. Можете себе представить реакцию нормального пятиклассника, который идет на урок «беляза» в то время, когда его сверстник отправляется гонять футбол во дворе школы. Это было несправедливой и нелегкой повинностью. Поэтому, у нас, не пользующихся какими либо специальными языковыми льготами, уроки белорусского языка воспринимались, не как радостное приобщение к языку родному, а как некая раздражающая, дополнительная, никому не нужная обуза. При этом следует добавить, что в возникавших в школьной среде «дискуссиях» о языке, преобладала убежденность, что вот-вот, совсем скоро, все языки в мире сольются в один и этот один будет, несомненно, русским, поскольку ведь не дураки разные американцы и французы, должны понимать, что социализм все равно победит, а книги Ленина написаны по-русски, ну, и, кроме того, это же совершенно ясно – русский самый богатый, самый красивый, и самый лучший в мире язык… Поэтому уроки русского языка и русской литературы были главными, ежедневными, я разные немецкие и белорусские в дневнике отмечались раз или от силы два в неделю. Почему это так было – недоумеваю до сих пор. Сегодняшний школяр, так же как и пятьдесят лет назад «долбит» русскую литературу, как главный предмет обучения, не имея представления, что есть и великая французская, немецкая, английская, китайская литературы… То же, примерно, отношение к языку и литературе сохранилось в университете. Причем, не на матфаке или физфаке, а на филологическом факультете Белорусского Государственного имени Владимира Ильича Ленина университете. Буквально на днях зашел разговор с коллегой, выпускником родимого отделения журналистики. Коллега, до сего дня сохраняя в душе глубочайшую обиду, рассказывал, как ему выпускнику белорусской сельской школы, было обидно, когда преподаватель ставил «отлично» приезжим из России студентам, ничего не смыслящим в белорусском, более того, сдающим его на русском языке, а ему, отвечающему по-белорусски, мыслящему по-белорусски – выставляли в зачетку банальнейший «уд». С коллегой мы не сошлись в мнениях, поскольку я предположил, что тот самый преподаватель, который принимал экзамены у него, просто таким образом выражал свой протест против оскорбительно незавидного места белорусского языка в нашей университетской программе и методики его преподавания. Смею предполагать, что моя точка зрения имеет право на существование, потому что я ведь тоже сдавал экзамены этому преподавателю, более того, сегодня, вспоминая его, я понимаю, что ему любящему и знающему родной язык было чудовищно непереносим, сам факт, что даже в среде студентов филологов белорусский воспринимается, как иностранный, не очень необходимый в жизни, как некий то ли уже испорченный, то ли слегка «недопеченный» русский.

Позвольте перевести дыхание и рассказать почти анекдотическую, но тем не менее правдивую историю с филологическим подтекстом.

Была у меня в студенческую и послестуденческую пору знакомая девушка, которая ухитрилась выйти замуж за шведа. Швед был богатый, поэтому девушка ездила отдыхать на курорты Китая, ей очень нравился китайский сервис, ну, а пересадка, как водится, была в Минске, поэтому богатая шведская дама Света Курман, забавляла иногда рассказами из шведского быта…

– Представляешь Олег, какие идиоты эти шведы!.. Сам понимаешь, делать мне там нечего, поэтому от скуки пошла на курсы шведского языка… Для чего-то там они нужны… Что бы гражданство получить, или еще для чего, не вникала.. Представляешь, в школе бар, дансинг, массажные салоны, баня, бассейн, да еще стипендию платят, за то, что туда ходишь… Мне так там понравилось проводить время, что я решила остаться на второй год… Оказалось, на второй год, все то же самое – только стипендию не платят…

Света была прелестное дитя с абсолютно чистым сознанием, а вот шведы, помнится, меня основательно удивили. Еще больше удивили и привели в восторг израильтяне, когда с солидным запозданием узнал, что разговаривают в Израиле, оказывается, не на привычном, в общем-то, для уха минчанина «идиш», а на возрожденном, бывшем мертвом, но обретшим вторую жизнь «иврите». Ошеломленный эти давним открытием, до сих пор считаю, что возрождение из небытия древнего языка, введение его в мировой обиход – величайший национальный подвиг, заслуживающий и почтения и удивления.