Это моя правда

Они обнялись, и Таня почувствовала, как мелко дрожит разгоряченное слезами Наташино тело. Надо было что-то сказать ей такое… Ободряюще-успокаивающее, но она не знала что. Все слова казались пустыми, никчемными. Она лишь крепче обняла подругу, прошептала ей на ухо:

– Ты молодец, Наташка, молодец… Я горжусь тобой… Молодец, что решила быть рядом с мамой…

Наконец Наташа немного успокоилась и даже приняла из рук Валентины Борисовны пахучее питье, проглотила его одним махом, чуть сморщившись.

– Фу, гадость какая… Да мне еще и нельзя такое, наверное…

– Отчего ж нельзя? Это всего лишь валерьянка! – удивленно произнесла Валентина Борисовна.

– Да, я знаю… Но мне… Я… Я ведь беременна, вот в чем дело…

– Что?! – произнесли они втроем дружным хором и переглянулись возбужденно.

– Да, я беременна… Вчера только поняла. Села, подумала, прикинула, что да как, и поняла… Мне ведь даже и думать в последнее время некогда было! А расчет тут простой, что ж…

– А зачем ты тогда на развод подала, глупая? – всплеснула руками Валентина Борисовна, и Оля взглянула на нее с досадой – тихо, мол, сами во всем разберемся! Но разве Валентину Борисовну так просто остановишь? Она тут же и продолжила с новым рвением: – У тебя голова на плечах есть, скажи мне, пожалуйста? Как ты будешь одна с парализованной матерью, с ребенком на руках, ты подумала? Какой развод может быть, ты что?

Наташа подняла на нее глаза, улыбнулась грустно:

– Нет, Валентина Борисовна, ни о чем я не думала… Оно само собой так сложилось, моих дум никто не спросил. Позавчера ведь Денис в Бережное приезжал, условие мне поставил… Или я маму определяю куда-то и к нему возвращаюсь, или мы подаем на развод…

– И ты, конечно же, развод выбрала, да? – язвительно уточнила Валентина Борисовна. – А про ребенка почему ему не сказала?

– А зачем? Зачем я буду ему говорить, если он все за меня решил? Что бы это изменило, если бы я ему сказала?

– Да все бы изменило, Наташенька! Шиш с маслом ему тогда, а не развод! Кто ж его разведет с беременной женой, сама подумай! И жил бы дальше как миленький, никуда бы не делся! Ишь, ультиматумы он будет ставить, шустрый какой! И ты бы с ним жила, и образовалось бы все помаленьку… И наладилось бы со временем…

– Как? Как бы оно образовалось, Валентина Борисовна? А маму я из этой счастливой картинки куда дену? Он же все равно от своего решения не отступит: не нужна ему моя мама рядом… Нет, не хочу, чтобы он узнал! Не хочу, и все! Если так, то пусть вообще не узнает… Разведемся, и все… И все!

– Ох, посмотрите-ка на нее… – покачала головой Валентина Борисовна. – Еще одна гордая отыскалась – этого не буду, того не хочу! Вот учу вас жизни, учу, а вы как сговорились… Да кому ж ваша гордыня нужна, далеко на ней все равно не уедете!

– Мам, хватит лозунгами кидаться, неужели не видишь, что ей и без этого тяжко! – сердито проговорила Оля, глянув на мать. – И вовсе это никакая не гордыня, а обыкновенное чувство собственного достоинства! И слава богу, что оно у Наташки есть, это самое чувство! Да никогда Наташка свою мать не предаст, неужели ты этого до сих пор не поняла?

– Да не глупее тебя, поди… – обиженно отмахнулась Валентина Борисовна. – Все я понимаю, не думай. Да только жалко мне вас, вот в чем дело. Всех по-матерински жалко. Сами себе судьбу же рушите, своими собственными руками! Я вот по молодости такая же дура была, оттого и растила тебя одна, без мужа… Тоже гордыня в одном месте взыграла, а она ж такая сладкая на вкус, зараза! Поддалась ей сдуру… Теперь жалею, что ж. Некому мне тогда было мозги-то вправить… Теперь вот смотрю на вас и свою молодость вспоминаю. Но разве вас чем остановишь, ведь никакими доводами не остановишь! Можно только глядеть да вздыхать…

– Да, мам. У каждого своя правда, что ж. Может, и мы потом пожалеем…

– Конечно, пожалеете. Еще вспомните сто раз, что я говорила да от чего остерегала. И ты, Наташенька, послушай меня сейчас, не натвори глупостей… Если уж в маме все дело застопорилось, так и пойди на уступки мужу, прости ему эту его слабость… Даже не знаю, как назвать…

– Ага, Наташка! Прости ему, что он плевать хотел на твою мать! Что свой эгоизм больше самого себя вырастил и от тебя требует, чтобы его эгоизм стал для тебя законом! Давай, ага… – язвительно проговорила Оля, переводя прищуренный взгляд с Наташиного лица на лицо матери. – Давай, сбрось маму в дом старчества, а сама живи ради этого эгоизма! Слышишь, чего тебе моя мама советует?

– Ну да… – грустно и очень тихо вздохнула Валентина Борисовна, отводя глаза в сторону. – Зачем ей советы слушать, конечно… Легче же ребеночка одной растить в этой тьмутаракани да в частном доме с колодцем… Зато гордыню свою ублажит, что ж… Ладно, пойду я, все равно мои советы вам не нужны, все равно все по-своему сделаете. Ладно…

Валентина Борисовна вышла из кухни, и Наташа произнесла растерянно:

– Ну вот, обиделась… Зачем ты так с ней, Оль? Она же мама…

– Ладно, мы разберемся, Наташ! Ты о нас меньше всего сейчас думай. Скажи лучше, когда у тебя развод? Ты ведь сегодня только заявление подала, правильно?