Это моя работа. Любовь, жизнь и война сквозь объектив фотокамеры

В Штаты мы вернулись в 1996 году. К этому времени я уже была готова. Я собрала все свои посредственные снимки из Buenos Aires Herald и отправилась в New York Post, New York Daily Post и Associated Press (АР) с твердым убеждением в том, что меня непременно должны взять на работу. Тогда я была самоуверенной девицей двадцати двух лет от роду, в стильных джинсах, белоснежной рубашке и туфлях на толстой черной платформе. (Рост у меня невелик, и я терпеть не могу туфли на плоской подошве.) В газетах меня включили в список «стрингеров», чтобы обращаться ко мне, когда им понадобится фотограф для разовых поручений. Ни один фотограф из этого списка ни разу не отказался ни от одного поручения, даже если из-за этого приходилось пропустить романтический ужин, проснуться в пять утра, торчать часами на морозе во дворе суда или снимать детей, играющих в фонтане пожарного гидранта в жаркий летний день. Поначалу задания были не шибко интересными, но я бралась за все – с радостью.

В АР работу мне дали почти сразу же. Я снимала протестные демонстрации, пресс-конференции, городской совет, несчастные случаи. Я снимала Монику Левински во время одного из ее первых публичных выступлений в шоу Today. Я фотографировала людей, смотревших на большие экраны на Таймс-сквер, когда индекс Доу-Джонса взлетел выше 10 000. Я снимала парад команды Yankees, который превратился в ежегодное событие, потому что Yankees каждый год выигрывали кубок. Я никогда не возвращалась без удачной фотографии. Такие агентства, как АP или Reuters, поставляют статьи и фотографии газетам, журналам и телевидению. У них есть фотографы-фрилансеры во всех странах мира, и оправданий, что не получилось, они не принимают.

В АР моим наставником стал штатный фотограф Бебето, который по выходным работал редактором. На протяжении трех лет он звонил мне практически каждую субботу.

– Ты готова? – спрашивал он со своим легким ямайским акцентом.

Бебето было уже за сорок. Он высился надо мной, как гора. Бебето всегда был очень сосредоточен, но в свободные минуты искренне хохотал по любому поводу. Он сразу решил, что возьмет меня под свое крыло и научит настоящей фотографии. Когда я возвращалась на пятый этаж офиса АР с отснятыми пленками, он просматривал мои негативы через лупу и обсуждал каждый кадр. Иногда он браковал всю пленку – все 36 кадров. Он говорил то, что я пыталась понять интуитивно. Он учил меня читать свет: рассказывал о силе солнца на рассвете или перед закатом, когда весь мир окрашивается волшебными золотистыми лучами, а тени становятся длинными и танцующими; он говорил о столбах света на углу улицы между домами; он объяснял, как войти в комнату и найти свет от окна или от слегка приоткрытой двери. Он учил меня композиции. Он показывал, как заполнять видоискатель объектом и важной контекстной информацией – тем, что придает снимку чувство места.

Но главное, чему он меня научил, это искусству терпения. Камера порождает напряжение. Люди сознают силу камеры, и это заставляет их инстинктивно напрягаться, испытывать неловкость. А Бебето научил меня оставаться на месте, не фотографируя, достаточно долго, чтобы люди привыкли ко мне и к присутствию камеры.

Снять идеальную фотографию почти невозможно, хорошую – довольно трудно. Иногда свет хорош, но человек находится не там, где нужно, и композиция не работает. Иногда свет идеален, но человек чувствуют себя неловко, и эта неловкость заметна. Я поняла, как трудно собрать воедино все эти элементы.

Когда я работала, все во мне было настроено на съемку. Все остальное в мире для меня не существовало. Бебето научил меня часами стоять на углу улицы или в зале, ожидая великого момента, чудесного сочетания темы, света и композиции. И еще одного: необъяснимой магии, которая заставляет снимок обращаться прямо к сердцу зрителя.

Бебето просматривал мои работы, а я училась. Он снова и снова просматривал негативы, кадр за кадром, ставя большие красные кресты над снимками, которые считал ниже среднего. Я старалась соответствовать его стандартам.

Семь дней в неделю я бегала по Нью-Йорку с пейджером и мобильным телефоном и ждала нового задания из фотоотдела. В плохие времена я работала в компании Craig Taylor, отвечая на жалобы и заклеивая конверты. В хорошую неделю я еле-еле зарабатывала 75 долларов – все деньги уходили на аренду жилья и оплату пейджера и телефона. Это было самое ценное мое имущество, не считая камеры. Фотография требует огромных начальных вложений. Нужно приобрести качественное оборудование: две профессиональные камеры по 1500 долларов каждая (это было до появления цифровой фотографии); скоростные профессиональные объективы с диафрагмой 2,8 – от 300 до 2500 долларов; большой телеобъектив – около 2000 долларов; вспышка – 200 долларов; сумка для камеры Domke – 100 долларов. Около 10 000 долларов за все. Я целыми днями бродила возле фотомагазинов B&H и Adorama, мечтая о том, что куплю, когда у меня будут деньги.