Это моя собака

Но, может быть, моим читателям будет интересно узнать, что Одесса — это город свободный, хотя формально входящий в состав Украины, находится он на Чёрном море, на Крымском полуострове, он к тому же важный центр машиностроения, химической, нефтеперерабатывающей и кондитерской, что очень важно для нас с Витей, промышленности. Многие зарубежные фирмы считают за честь иметь дело с одесскими предпринимателями. Но конфет в магазинах не было. Зато в городе мы насчитали четырнадцать университетов и институтов, шесть театров и множество музеев; в годы Второй мировой войны фашисты хотели его разрушить, но город оборонялся семьдесят три дня и победил.

В центральной части Одессы, я это сам видел, действительно высится на холме волшебный мраморный ансамбль классических зданий с Потемкинской лестницей и памятником основателю Одессы Дюку Ришелье.

Мы там сфотографировались все вместе на этой лестнице возле памятника Дюку. Потом эта фотография пришла нам домой в Москву по почте.

А что мне понравилось в Одессе больше всего, так это то, что как раз из центральной её части, с любой ступени Потемкинской лестницы и даже от памятника Дюку было видно море, причал и наш теплоход, на котором нам предстояло отправиться в путешествие.

Буду справедлив, в Одессе очень много красивых женщин, повсюду звучит смех, а улицы превращены в торговые ряды. На одной из таких улиц я увидел двух дам: постарше и помоложе. С ними на поводке очаровательная собачка, которую они называли Козеттой.

«Итальянцы, — подумал я, — а вдруг мы поплывём вместе?»

Трап теплохода

Как и обещал на вокзале дядя Серёжа маме Маше, тотчас же по прибытии в порт Одесса он передал Вите деньги. Эти деньги назывались валютой. И были они совершенно не похожи на наши. То есть в общем-то такая же бумага — синяя, зелёная, но относились к ней почему-то лучше, чем к нашей. Я вспомнил, как мы её получали, и не получили бы, если бы не Мама-Маша. Она пошла к банковским чиновникам и убедила их, что обменять ребёнку деньги на поездку — это не значит подорвать экономическое могущество государства.

И валюту мы получили. Я вилял хвостом, потому что обаяние — это форма выражения щедрости.

Когда мы выходили из банка, какой-то банковский работник проворчал:

— Депутатам валюты не хватает, а тут собак возят.

Я не успел его облаять, как меня увела Мама-Маша. …Ну, это дело прошлое, а сейчас мы уже были на полпути к путешествию.

В порту пахло стеклом, бетоном, паспортами и контрабандой. Я прикинул, что, вероятно, мог бы работать даже и таможне. У меня ведь нюх-то какой! Не раскрывая чемодан, я скажу вам, сколько и чего там лежит. А что деньги не пахнут — это ерунда. Ещё как пахнут! И стыдно мне говорить, но пахнут вкусно.

Таможенники работали халтурно. Это я сразу понял и, позабыв все правила приличия, стал носиться по огромному залу порта. Наши билеты и документы оформлялись невероятно долго, я даже успел пролезть за ограду к огромному теплоходу, минуя паспортный и таможенный контроль.

— Пиратка, — кричал мне Витя, — мы же ещё здесь!

Но наконец мы втроём — дядя Серёжа, Витя и я оказались в зале поменьше, где у стоек молодые люди в серых формах должны осматривать наши вещи. У меня, честно говоря, кроме ошейника, никаких вещей не было, но я беспокоился, а вдруг мой ошейник тоже облагается таможенной пошлиной, или его нельзя вывозить в другие страны, или он какой-нибудь секретный. Но нет, таможенник расписался в какой-то бумаге, которую дал ему дядя Серёжа, потом поднял меня, погладил, незаметно, как ему показалось, ощупал, поставил куда-то зачем-то печать, и мы проследовали дальше.

ПО залу в это время прошёл военный в зелёной фуражке, и я подумал, что он будет ругаться, увидев собаку, но он был чем-то озабочен и прошёл мимо.

Потом мы попали ещё в один зал, где пограничники посмотрели наши паспорта. Когда пограничник смотрел документ, удостоверяющий мою личность, я даже привстал на задние лапы. Но эта процедура заняла полминуты: вероятно, здесь уже нашёл своё место афоризм, что «за границу не выпускают, выпускают из тюрьмы».

Потом мы вышли на огромную асфальтированную площадку перед теплоходом.

Здесь уже даже мне не захотелось лаять, такое величественное зрелище открылось передо мной. Здесь стоял он… наш теплоход. Он был ещё достаточно далеко от меня, и я мог рассмотреть его целиком.

Он был похож на огромное блюдо с тортом.

У него было имя.

Он назывался «Дмитрий Шостакович» — в честь замечательного русского композитора.

На нем покачивался флаг нашей страны и ещё какой-то маленький флажок — белый с красным, похожий на польский на носу.

Мы медленно пошли к теплоходу. Я даже себе не представлял, что он такой громадный. Какие-то люди сновали у причала возле огромных железных быков, к которым крепится толстенными канатами теплоход. Я шёл рядом с Витей и чихал от счастья.

Мой хвост лучше всяких слов говорил о том восторге, который я испытывал.