Это моя собака (Пять повестей для детей)

Иногда он мне напоминал человека с хорошей интеллектуальной базой, но я не оправдался вовремя перед самим собой в том измерении: почему я вдруг слушаю этого незнакомца, неужели мне нечего делать, не о чем подумать, нечего записать или хотя бы запомнить, а еще теперь вынужден оправдываться перед читателем в том же самом. Но поскольку я тогда ничего не придумал, то сейчас в оправдание, зачем мне этот герой, придумать уже ничего не могу. А впрочем нет, это существо, этот политик, этот вирус и профессор одновременно рассказывал легко и просто вещи, которые я, склонный сочинять приключенческие вирши, придумываю всегда с великим трудом. Да, с великим трудом дается писателю-приключенцу многоплановость героя. Трудно на сцене актеру сыграть актера. Трудно писателю в литературе написать писателя, который пишет о писателе.

Я не стал говорить ему о том, что его высказывания напоминают игру, но он понял мой немой вопрос и ответил на него так, словно я играю в игру, прелестную игру, и тем снял совершенно напряжение с меня, поскольку мы отныне могли не заботиться о том, что значения каких-то слов понимаем по-разному.

- Может быть, вам рассказать о том, как перестрелка велась на итальянском языке? - спросил он неожиданно.

И так как я выразил согласие кивком головы, он сказал:

- Я бесконечно нарушал законы нашей великой страны Трехмерии, и поэтому в один прекрасный день, сделав еще более страшное нарушение, я подкупил сторожа кабинки ЧИЗ иотправился в четвертое измерение попытать счастья.

У меня несколько профессий, я никогда не пишу так, как вы, и не порчу записные книжки, но нет-нет да и осядет в подкорке мозга кроме формулы вечности мирозданья или беспространственности звездных плоскостей еще и стихотворная строчка, которая уже потому дорога, что она единственная, как возлюбленная.

В Новом Мире я перепробовал множество профессий, и не стыжусь ни одной из них. Я стал маленьким человечеством, в мире из одного меня. Я был и массажистом, и банщиком, помощником у министра и привратником, дрался на дуэли с генералами, обманывал сыщиков, эпатировал князей, знался с куртизанками, посланниками, епископами, сводниками, знатными проходимцами, людьми из общества, извозчиком был, официантом, шулером и в конце концов я пришел к тому, что объединяет все эти профессии. Я стал образованным человеком, моя база выживания научила меня мудрости, вот сейчас я уже в качестве созерцателя имею права путешествовать по мирам.

Я состоялся. А вот состоялись ли вы? Я пригласил (или похитил - для философа это одно и то же) вас как самую великую собаку из всех собак на свете. Вы владеете самым драгоценным, тем, что так редко теперь встречается во Вселенной - разумом.

Подумайте, что пора уже придти к выводу, что быть лучшим другом человека не самое удачное занятие. Собаки подают лапу, приносят палки, находят потерявшихся детей, охраняют свалки. И все ради чего. Чтобы их потрепали по голове?

Считается, что собаки должны есть все, чтобы им ни бросили. Они должны немедленно отзываться на свист и радоваться с любым, кто выкупит их из корзинки.

Собаки достаточно умны, чтобы понять, что им никогда не догнать мячик на веревочке. Но они продолжают догонять его, потому что хотят доставить удовольствие хозяину. Собаки не только безропотно сносят унижения, но и выпрашивают их.

Они позволяют надевать на себя шляпки с цветами и юбочки...

Я думаю, вам - собакам самое время сказать: нет.

Вы не должны возить сани по всей тундре за миску вонючей рыбной похлебки. Вы не должны смотреть на мир с заднего сиденья запертой душной машины, оставленной на стоянке, вы не должны позволять называть себя Шариками.

Я предлагаю вам остаться в этом мире. Утешением от одиночества здесь будет ваша Козетта...

- А мой прошлый, трехмерный мир?

- Забудьте его, в нем даже цари обречены на бесправие.

- Но, тем не менее, это именно прошлый ваш мир развил вас, позволил освоить множество наук, искусств и ремесел, которые так пригодились вам теперь...

Черный Квадрат не ответил.

Глава 8

Странная воронка

Пока профессор упражнялся в философствовании, мы с Козеттой продолжали стоять возле эбеновой части (или, точнее будет сказать: пасти) плоскости, походящей на воронку, или скорее вход. Я еще прислушивался к безудержно и потому бесспорно здравым речам нашего пленителя, как вдруг ответ подсказала женщина.

"Хвостик, - сказала она, - ты знаешь о чем я подумала, ведь если мы с тобой как и все тут другое - линии, то естественно Вирусу необходимо охранять эту дыру. Всякая линия заканчивается точкой, и мы не только сможем проникнуть туда, в эту воронку, но и сделаем выводы об этом новом для нас измерении, поскольку там уж точно никто из представителей мыслящей плоти не был.

Я сделал маленький эксперимент. Снял с себя ошейник более похожий на стек, чем на мой родной кожаный предмет туалета и бросил его в эбеновую пасть. Ошейник немедленно исчез как будто бы распался на атомы.