Это наш дом

Отгоняя темные думы, Добрыня принялся по-хозяйски обозревать окрестности. Позади удаляется стена поселка, левее вздымается цепочка водяных колес. Сила реки заставляет работать многочисленные машины: поддув металлургических печей, пилорамы, прессы, мельницы, станки. Хрустальная река, выше устья Молочного ручья жестоко стиснута плотинами и бревенчатыми стенами, – давно уже работает на благо бывших островитян. Увы – ее уже не хватает. За бревенчатой набережной, за другом берегу, коптила небо паровая машина – там располагался токарный и кузнечный цеха. Эта прорва в день поедала несколько повозок дров – Добрыня начал уже задумываться о проблемах с топливом. Лесов здесь серьезных не было – дрова доставляли от устья Нары, но в тех краях их запас не безграничен. Надо делать дорогу на запад – там леса чуть ли не бесконечные, до самых гор каннибалов тянутся. Да и Олега пора напрягать на предмет каменного угля. Рядом со старой дорогой, ведущей к центру катастрофы, давно уже тлеет подземный пожар. Люди уже приловчились добывать на нем серу и нашатырь, пора бы подумать и об угле. Далековато, конечно, но это только на первый взгляд. Главное доставить уголь к Наре – она ведь рядом, а там можно по реке возить, достаточно обзавестись баржами. Если тамошний уголь сгодится на кокс, то вообще счастье настанет – древесный уголь уйдет в прошлое, как и колоссальный труд по его выжигу.

А если бы еще и нефть найти… Может и с ней повезет? Края эти богаты полезными ископаемыми, здесь есть чуть ли не все – прям как на Урале. Так почему бы не быть и нефти?

Слева промелькнул поворот на пороховой и химический цех. Они стояли поодаль от поселка, на разных берегах Хрустальной. Пороховой жался к реке, поближе к водяному колесу, химический наоборот стоял подальше. Оба бревенчатых сарая одинаково опасны – Добрыне не нравилось их близкое соседство. Зря он согласился тогда с доводами Лома: проклятому химику просто лень далеко бегать, вот и старался поближе все располагать. А вдруг рванет? В прошлом году взрыв был уже, – тогда разнесло самую первую мастерскую этого чокнутого пироманьяка. Добрыня строго-настрого запрещал складировать в цехах большие запасы пороха и взрывчатых веществ, но Лом по жизни представлял собой эталон разгильдяя – нет ему ни малейшего доверия.

Но и замены ему нет – талантлив гад…

Может заехать к нему и настучать по башке для профилактики? Чем чаще его по стойке "смирно" ставишь, тем меньше с ним проблем. Нет, на обратном пути лучше заедет.

Дорога резко свернула вправо, к старому охотничьему лагерю. Лошадь было намылилась топать туда же, но Добрыня ее маневр пресек в зародыше, пустил прямо, по едва заметной тропке, поднимающейся на склон холма. Телега здесь не пройдет – повозки крюк делают от лагеря, но всадник точно не застрянет.

Склон здесь густо порос степной земляникой – Добрыня заметил вдалеке несколько детей, собирающих ягоды в лукошки. Поселковая детвора перемешалась с кшаргами и, вроде бы, уживались за этим занятием мирно. Это хорошо, а то уже не раз доносили, что земная мелюзга нагло задирает местных детей. С этими малолетними разбойниками сладу нет: у многих не осталось ни родителей, ни родственников, – чужие люди это не родные. Школу кое-как организовали, но толковых педагогов-воспитателей не хватает. Вот и отбиваются от рук без нормального присмотра – только и думают, где бы еще набедокурить. А детвора кшаргов неагрессивная, их дома в железном кулаке держат, воли не дают. Легкая добыча для сиротствующих хулиганов из поселка землян. Дети, конечно, на то и дети: без потасовок у них никак. Но и полную волю давать нельзя, – как бы до беды не дошло, да и озлобиться молодежь кшаргов может, а детская вражда потом и во взрослую перерастет. Парочку запевал Добрыня уже в погреб сажал, на вареную рыбу и воду: через три дня были как шелковые. Если не поймут: придумает наказание пожестче.

Лошадь поднялась на вершину холма, миновала сиротливо возвышавшуюся охотничью вышку – оттуда раньше следили за дичью и ваксами. Теперь забросили это дело: враждебных троглодитов в округе не осталось, дичь тоже убралась подальше от опасных для нее мест. Охотники перенесли свой лагерь на запад, к новым угодьям – от поселка до него теперь около двадцати километров. Через пару лет придется еще дальше переносить: лесов не останется – лучшие пахотные земли как раз в ту сторону тянутся. С землей здесь трудновато – холмы да каменистые пустоши. Почва, правда, неплохая, но ровных участков маловато, да и работы там много: от валунов приходится очищать и сорняки здесь матерые.