— Все в порядке? — с невинным видом осведомилась я у Кэти, которая как раз доедала драже, уничтожая тем самым улику.
— Да. — Она помолчала, придумывая правдоподобное объяснение. — У Эммы нервный срыв. Такое случается, когда ребенок переедает сахара.
Сахар и Эмма — не совсем удачная ассоциация. Определение «сладенькая» ей никак не подходило.
— Зрителей много, вот и выставляется, — добавила Кэти, забрасывая в рот пригоршню драже.
Совершив мысленный скачок в будущее, я представила такую картину: хмурая, насупленная Эмма с выбритой наполовину головой и пирсингом над бровью стоит перед судьей, а ее адвокат говорит: «Мы сожалеем о двенадцати жертвах, ваша честь, но моя подзащитная всего лишь выставлялась».
В кухню заглянул Рассел — запыхавшийся после нелегкого сражения наверху, он изо всех сил пытался показать, что все в порядке, и даже протянул мне с улыбкой руку.
— Скоро уже закат, — будто размышляя вслух, заметил Рассел. Мы шли по дюнам, и ноги по щиколотку проваливались в песок, так что прогулку никак нельзя было назвать легкой. Один раз я едва не упала, и он машинально схватил меня за локоть. Еще одно проявление галантности, совершенно новое для меня. В прошлом, да и то чрезвычайно редко, если мужчина тянулся к моему локтю, это означало, что пока мы раздевались, у меня там застряла лямочка бюстгальтера.
— Спасибо, — пропыхтела я, стараясь не сопеть по-лошадиному на подъеме. В рекламах кофе все выглядит иначе. Парочки гуляют там по бережку, у самой кромки воды, и ветер треплет волосы (не бросая их в лицо), и юбки у женщин колышутся, и ноги почти не оставляют следов на песке.
— Уже близко, — ободрил меня Рассел, и действительно через пару секунд мы перевалили через вершину дюны и начали спускаться. Дальше было легче, да и до океана оставалось рукой подать. Из-под песка пробивалась травка, кое-где торчал тростник, а немного в стороне облачко насекомых кружилось над чем-то аппетитным. Чайки пикировали на детишек, бросающих вверх хлебные крошки, несколько парочек еще сидели на раскладных стульях и одеялах. За спиной у нас по улице медленно катил грузовичок мороженщика, и из кабины доносились звуки популярной мелодии «Вон крадется ласка».
— Отличный денек, — с облегчением выдохнула я, и Рассел рассмеялся.
— Да, мы все только этим и живем. Рен и Пит молодцы. Быстро сообразили, что в таком месте недостатка в клиентах не будет. Хотя бы в нашем лице.
— Жалею, что не приезжала сюда раньше, — сказала я, уже зная, что он на это ответит.
— Я тоже.
О’кей, только давай не будем задерживаться на этом.
— Итак… — Я подмигнула ему и как бы ненароком коснулась его руки своей. Обычно такие маневры с ненавязчивым физическим контактом проходят в девяти из десяти случаев. — Насколько я понимаю, Рен давно тебе про меня твердит. По ее словам, четыре года.
Краска смущения тронула его уши и разлилась по щекам. Рассел улыбнулся и пожал плечами.
— Я ждал, — только и сказал он.
Мне даже не пришло в голову спросить, что же такого рассказала Рен, что заинтриговало его на долгих четыре года, но это, в общем-то, было неважно. Важно было то, что я доверяла Рен. Она бы не вела кампанию так долго, если бы не верила в… во что-то…
— Ты замолчала. — Он улыбнулся. Его рука коснулась моей. — О чем думаешь?
— Все это странно… очень странно… — Пауза затягивалась, и я, понимая, что отмалчиваться нельзя, чтобы не винить потом себя за упущенную возможность, выпалила: — Никак не думала…
Он рассмеялся, немного нервно.
— Да, приехала ты не в самом лучшем состоянии.
— Большое спасибо! — Да, первое впечатление было, наверно, не самое положительное.
— Но все равно очень красивая.
— Хотел поцеловать тебя прошлым вечером, — признался Рассел и, остановившись, повернулся ко мне, оставаясь при этом на почтительном расстоянии. — Правда.
— Я тоже. — Мой шепот тут же унес бриз. Ветерок дул в сторону моря, и слышать наш разговор могли разве что на ушедших далеко от берега лодках.
— Смелости не хватило. — Он улыбнулся. — Не спал всю ночь.
Я усмехнулась.
— Я тоже.
Он кивнул.
— А ты не из тех, кто может постучать среди ночи. Мне это нравится.