Это не моя свадьба (но я здесь главная)

Ключ у меня был. Я осторожно вставила его в замочную щель и медленно повернула. Лучше бы сначала услышать, а уже потом увидеть. Рассел вошел следом, и ему, конечно, было еще хуже, чем мне. Конечно, он не мог не вспоминать, как и сам застал свою жену примерно в такой же ситуации эгоистичной глупости. Пит всех нас как будто извалял в грязи. А еще я думала, как жаль, что придется сжечь все эти простыни. Такая уж Стейси особа, что после нее хочется сделать что-то такое.

Смешок наверху. Я поднималась осторожно, ступая на краешек ступенек, помня, что некоторые, если наступить посередине, скрипят.

— Осторожнее, Пит, сделаешь больно малышке, — пискнула Стейси, и я чуть не споткнулась. Рассел придержал меня за локоть. Я повернулась к нему с красным от ярости лицом и одними губами прошептала:

— Она что, беременная?

У Рассела от изумления даже челюсть отвалилась. Похоже, здесь наши мысли разошлись.

На верхней ступеньке я остановилась. В какой же они комнате? Ну же, бимбо, скажи что-нибудь.

Блондинка молчала. Зато мы услышали Пита. Сначала он засопел, потом выдал несколько смачных выражений весьма специфического свойства. С Рен он подобное вряд ли себе позволял. Боже, сейчас я открою дверь и увижу, как супруг моей лучшей подруги трахает какую-то мерзкую стерву. Рука легла на дверную ручку и как будто прикоснулась к раскаленному железу. Чтоб им там сгореть.

Я повернула ручку, распахнула дверь и несколько раз быстро щелкнула камерой сотового, наведя ее на их испуганно-растерянные лица. Опомнившись, Пит столкнул девицу с кровати, и она с тяжелым стуком приземлилась на пол. Беспокоясь только о себе, он под градом моих проклятий натянул простыню.

— А больно малышке не будет, а, Пит? Или тебе до нее уже и дела нет? Может, посмотришь, не ушиблась ли бедняжка? Какой же ты замечательный отец!

Он вскинул руку, закрываясь от камеры продолжающего щелкать сотового. Поздно прятаться, теперь это уже не поможет. И, ради бога, подтяни простыню.

— Господи, Пит, да ты рехнулся что ли? — Рассел мягко отстранил меня. — С этой? — Он кивнул в сторону Стейси, выглядевшей на удивление спокойной и, похоже, ничуть не огорчившейся из-за того, что их накрыли. Наверное, не впервой в такой ситуации. Может, если и расстроилась чуть-чуть, то лишь потому, что на этот раз ее застала не жена. Стервы, вроде Стейси, нередко наносят визит супруге: приходят к обеду, звонят и выкладывают всю историю ошарашенной семье.

Пит же лежал на кровати, закрыв лицо руками, с высовывающейся из-под простыни задницей и бормотал что-то невразумительное, жалкое, мол, он ни при чем, мол, это все она. Он якобы не знал, что Стейси будет здесь, она, наверное, ехала за ним от дома, он всего лишь хотел проверить водонагреватель, а потом все как-то случилось… само собой. В конце концов Пит замолчал. Может, его воротило от звука собственного голоса. Вжался лицом в подушку и затих. Я надеялась, что он, может, задохнется. Плечи его подпрыгнули, опустились, потом задрожали. Он плакал.

— Как ты мог? — крикнула я. — У тебя ведь жена, сын. — Я не чувствовала к нему ничего, кроме отвращения. В моих глазах Пит перестал был мужчиной.

Он выглянул из-за подушки и посмотрел на нас, пытаясь придумать что-нибудь — хоть что-нибудь, — чтобы спасти собственную шкуру. Колесики у него в голове вертелись, но впустую. Не найдя подходящего оправдания и являя очередное доказательство своей неискренности, он решил принести в жертву приятеля.

— Послушай, это ребенок Чипа, — прохрипел Пит, сглатывая слезы, и мы с Расселом поежились. Неужели он рассчитывал так легко нас отвлечь? Неужели надеялся, что мы сядем с ним на кровать, покиваем согласно и пожалеем несчастного Чипа, истинного виновника прегрешения нашего друга Пита? Нет, фокус не пройдет. Все, что Питу удалось, это поднять градус моего отвращения.

Придется этой парочке, Питу и Чипу, проходить тест на отцовство. Наш тесный круг друзей превратился во что-то такое, что я обычно пропускаю днем по телевизору. Пит навлек позор на всех нас. Он всех нас опустил. И нам всем осточертело, что Стейси, как говорится, ест с наших тарелок.

Сказать ей было нечего, и она просто сидела, завернувшись в простыню да еще — клянусь, специально — приспустив ее так, чтобы продемонстрировать свои прелести Расселу. Но он на нее даже не смотрел. Вся его ненависть досталась исключительно Питу. Эта стерва, Стейси, для нас как будто и не существовала вовсе. Наше презрение заслужил только Пит.

— Пожалуйста, не говорите ничего Рен… — заныл он, роняя слезы в подушку. — Я все сделаю…

— Это ты уже показал, — отрезала я. — Что сделаешь все.

— Стейси, одевайся и уходи из дома моей подруги Ренаты, — твердо, но не глядя на нее, сказал Рассел. — Увидимся в суде.

— В суде? — Она растерянно заморгала. — Что ты хочешь этим сказать? Эй, кокс не мой.

Кокс? Конечно, это же он на прикроватном столике…