...Это не сон! (сборник)

Несмотря на упорные старания Уми, дочки Шойлоджи, привлечь к себе внимание обеих женщин, между новыми подругами завязался оживленный разговор. Во время этой беседы Комола со всей ясностью поняла, как скудна и бесцветна ее собственная жизнь. Шойлоджа многое могла рассказать, а она, Комола, – ничего. На широком полотне ее жизни замужество было лишь легким карандашным наброском, кое-где едва различимым и совершенно лишенным красок. До сих пор Комола не задумывалась над этим. Она чувствовала какую-то неудовлетворенность, временами в ее душе поднимался протест, но она не понимала истинной причины своего настроения. С первой же минуты знакомства Шойлоджа принялась рассказывать о своем муже, словно стоило слегка коснуться струн ее сердца – и тотчас начинала звучать музыка. И Комола поняла, что в ее сердце молчат эти струны: что может рассказать она о муже, да и есть ли о чем рассказывать? У Комолы не было ни малейшего желания говорить о нем. Там, где лодка повествования Шойлоджи плавно скользила по течению со своим грузом счастья, пустой челнок Комолы прибивало к отмелям.

Муж Шойлоджи Бипин работал в газипурском отделении по приему опиума. У Чоккроборти было всего две дочери. Старшая жила в доме свекра, а так как отец ни за что не хотел расстаться с младшей, то выбрал ей в мужья молодого человека без состояния и, воспользовавшись своими связями, устроил его на работу в Газипуре. Таким образом, Бипин, муж Шойлоджи, остался вместе с ней в доме Чоккроборти.

Вдруг Шойлоджа прервала свой рассказ и воскликнула:

– Посиди минутку, сестра, я сейчас вернусь! – и тут же, улыбаясь, пояснила: – Муж вернулся с купанья и после обеда уйдет на работу.

– Как ты узнала, что он уже пришел? – спросила Комола с искренним удивлением.

– Ты шутишь? Как все узнают, так и я. Будто ты сама не знаешь шагов своего мужа! – С этими словами Шойлоджа, смеясь, ущипнула Комолу за подбородок и, грациозным движением перекинув за спину свободный конец сари с завязанными в нем ключами, взяла на руки девочку и вышла из комнаты.

Комола до сих пор не знала, что так легко изучить язык походки. Молча глядя в окно, она задумалась. За окном пышно цвело дерево гуавы и среди цветочных его тычинок деловито хозяйничали пчелы.

Глава 32

Ромеш вел переговоры о покупке дома, который стоял на берегу Ганги, в довольно пустынном месте. Чтобы оформиться на службу в газипурском суде, а также перевезти вещи, Ромешу было необходимо съездить в Калькутту, но на это у него не хватало решимости. Стоило ему вспомнить знакомый переулок, как на сердце у него становилось невыносимо тяжело. И сейчас еще сети любви не порваны, но он должен наконец признать Комолу своей женой, больше медлить невозможно. Из-за своей нерешительности Ромеш все откладывал день отъезда в Калькутту.

Комола поселилась на женской половине дома Чоккроборти. Так как домик был очень мал, Ромешу пришлось жить в наружных комнатах, и с Комолой они почти не виделись.

Однажды Шойлоджа высказала Комоле свое огорчение по поводу столь тяжелой для них разлуки.

– Отчего ты так сокрушаешься, сестра? – удивилась Комола. – Что тут ужасного?

– Ах, вот как! – рассмеялась Шойлоджа. – Будто у тебя не сердце, а камень! Ну, меня никаким притворством не обманешь! Я прекрасно вижу, что у тебя на душе!

– А скажи правду, сестра, если бы Бипин-бабу не видел тебя два дня, он бы тоже…

– Что ты, он не сможет прожить без меня двух дней, – с гордостью перебила ее Шойлоджа.