Аннапурна тихо вошла в комнату Раджлокхи и совершила пронам. Забыв о былой вражде, Раджлокхи обрадовалась, увидев Аннапурну. У нее было такое чувство, будто она вновь обрела утраченное богатство. Только сейчас она поняла, сколько горя и недоразумений вызвал отъезд Аннапурны. Раджлокхи давно желала ее возвращения, хотя не признавалась себе в этом, и теперь всем своим страдающим сердцем потянулась к старой подруге. До рождения Мохендро обе невестки жили как сестры, делили радость и горе – они ехали в одной колеснице жизни, вместе скорбя об утратах.
Прошло много лет, Раджлокхи постигло горе. И вот в эти печальные дни неизменная участница ее детских забав, верная подруга юности, снова вместе с ней. В памяти Раджлокхи всплыло все, что они пережили вместе. Где сейчас тот, ради которого она так грубо оттолкнула подругу?
Аннапурна села рядом с больной и, взяв ее руку в свою, сказала одно лишь слово:
– Диди!
– Медж-боу! – едва слышно прошептала Раджлокхи.
От волнения она, казалось, потеряла голос.
Из глаз ее хлынули слезы. Аша тоже не могла сдержаться и, выбежав в соседнюю комнату, опустилась на пол и расплакалась. Аннапурна не решалась спросить о Мохендро ни его мать, ни Ашу. В тот же день она вызвала к себе управляющего Шадхучорона.
– Где Мохим? – спросила его Аннапурна.
И управляющий рассказал ей все, что знал о своем господине и о Бинодини.
– А как поживает Бихари?
– Он давно не был у нас, что с ним, я не знаю.
– Сходи к нему домой и все разузнай, – приказала Аннапурна.
Вскоре управляющий вернулся, он сообщил, что Бихари дома не живет. Ему сказали, что господин уехал в Бали на берег Ганги.
Потом Аннапурна послала за доктором.
– У нее слабое сердце и к тому же водянка, – сказал доктор. – Смерть может наступить внезапно.
Вечером Раджлокхи стало хуже.
– Диди, я позову доктора, – предложила Аннапурна.
– Не надо, все равно он не поможет мне.
– Может быть, ты хотела бы видеть кого-нибудь?
– Я хотела бы, чтобы Бихари сообщили о моей болезни.
Сердце дрогнуло в груди Аннапурны. Она до сих пор страдала, вспоминая тот вечер, когда вдали, на чужбине прогнала Бихари. Теперь он никогда не придет к ее дверям. Аннапурна уже не надеялась в этой жизни искупить свою вину перед Бихари.
Она поднялась в комнату Мохендро. Когда-то эта комната была самой радостной и светлой в доме. Но сейчас она выглядела заброшенной: постель в беспорядке, цветы в вазонах увяли – их никто не поливал.
Аша догадалась, что тетка прошла в комнату Мохендро, и тихо последовала за ней. Аннапурна прижала к груди молодую женщину и ласково поцеловала ее. Аша соскользнула на пол, обхватила руками ноги тетки и стала биться о них головой.
– Тетя, благословите меня, дайте мне силы, – говорила несчастная женщина. – Я никогда не думала, что человек может столько вынести. Как долго суждено мне страдать?
Аннапурна опустилась на пол рядом с племянницей, положила ее голову к себе на колени, молитвенно сложила руки и мысленно обратилась к всевышнему. Это безмолвное, исполненное любви благословение вселило в исстрадавшееся сердце Аши покой. Она поверила, что теперь ее мечта сбудется. Всевышний может отнестись с пренебрежением к такой глупой женщине, как она, но мольбам Аннапурны он должен внять.
– Тетя, – сказала она с глубоким вздохом, обретя наконец уверенность и утешение, – напишите Бихари, чтобы он приехал.
– Писать не нужно.
– Как же сообщить ему?
– Завтра я с ним увижусь.
Глава 48
Во время своей поездки по западу Бихари понял, что не обретет спокойствия, пока не найдет себе какого-нибудь дела, и, вернувшись в Калькутту, решил посвятить себя заботам о бедных калькуттских служащих. Жизнь этих несчастных, обремененных огромными семьями, в мрачных жилищах узких переулков напоминала существование рыб, задыхающихся летом в грязной стоячей воде поросшего тиной пруда. Бихари был преисполнен жалости к этим беднякам благородного происхождения, вечно озабоченным, больным, с изможденными лицами. Он давно мечтал дать им возможность хоть немного подышать свежим воздухом на берегу Ганги, насладиться тенью рощ.
Бихари купил большой сад в Бали, нанял рабочих-китайцев и занялся постройкой маленьких домиков. Однако и это не принесло ему душевного покоя. Чем ближе становился день открытия лечебницы, тем сильнее претило Бихари это занятие.
«Нет, это не принесет тебе счастья, – нашептывал ему тайный голос. – В том, что ты делаешь, нет ничего увлекательного, нет красоты, есть только долг». Никогда еще Бихари так сильно не разочаровывался в своей работе. А ведь было время, когда он не желал ничего особенного, его могло легко заинтересовать все, что встречалось на его жизненном пути. Однако теперь душа его жаждала чего-то иного, и он знал, что, пока не утолит этой жажды, ничто в мире не заинтересует его. За какое бы дело Бихари ни взялся, оно тотчас ему надоедало, и, бросив все, он готов был бежать.