...Это не сон! (сборник)

– Может, ты скажешь мне, к какому гуру[43] обратиться. Я готов идти к нему в учение даже в столь зрелом возрасте, и тогда мы проверим мои способности!

– Пока не узнаешь адреса Бихари, не смей говорить мне о любви, – заявила Бинодини. – После того как ты поступил так с другом, кто поверит тебе?

– Можешь не верить, но это не дает тебе права оскорблять меня. Будь ты менее уверена в моей любви, разве пришлось бы мне мучиться! – воскликнул Мохендро. – Бихари знает, как не дать себя укротить, так пусть поделится своим опытом со мной, несчастным. Вот это будет по-дружески!

– Бихари – человек, и его не надо укрощать, – заметила Бинодини. Она продолжала стоять у окна, откинув распущенные волосы за спину.

– Почему ты все время издеваешься надо мной? – гневно крикнул Мохендро, сжав кулаки и вскочив со своего места. – Не думаешь ли ты, что я оставляю твои оскорбления без ответа не потому, что ты сильна, а потому, что я терпелив? Но раз уж ты решила обращаться со мной, как с животным, то имей в виду, зверь я бешеный! Не считай меня трусом, который не может себя защитить!

Мохендро встретился взглядом с Бинодини.

– Бинод, – вырвалось у него, – уедем отсюда… Поедем на запад или в горы, куда хочешь… Здесь нет путей к спасению, я гибну…

– Хорошо! – неожиданно согласилась Бинодини. – Едем, сейчас же! Едем на запад!

– Но куда именно?

– Мы будем путешествовать, не останавливаясь нигде больше двух дней.

– Я согласен, – заявил Мохендро. – Сегодня же вечером отправляемся в путь!

Обрадованная Бинодини ушла на кухню готовить еду для Мохендро.

Из разговора Мохендро понял, что Бинодини не читала заметки о Бихари. В том душевном состоянии, в котором она находилась, ей было не до газет.

Весь день Мохендро следил за тем, чтобы Бинодини случайно не узнала, где находится Бихари.

Глава 46

Дома все ждали Мохендро к обеду, надеялись, что он принесет известия о Бихари. Обеспокоенная его долгим отсутствием, Раджлокхи очень волновалась. Всю ночь она не могла уснуть и чувствовала себя совершенно разбитой. Аша заметила это. Экипаж Мохендро уже вернулся. Кучер рассказал, что, побывав в доме Бихари, Мохендро отправился на квартиру в Потолданге. Услыхав это, Раджлокхи молча отвернулась к стене. Аша, с лицом, застывшим, как у изваяния, сидя у изголовья, обмахивала свекровь опахалом. В другие дни, когда наступало время обеда, Раджлокхи отсылала Ашу, чтобы та поела, сегодня же она ничего не сказала. Если Мохендро, видя, как страдает его мать, мог убежать к Бинодини, Раджлокхи нечего было больше ждать от этого мира, не для чего было жить. Видно, Мохендро не считает ее болезнь серьезной, а думает, что у нее легкое недомогание, как это не раз с ней случалось. Раджлокхи было обидно такое безразличие сына. Любовь совсем вытеснила из его сердца и беспокойство за здоровье матери, и чувство долга. Он боялся, что его заставят сидеть у постели больной, и, забыв стыд, под каким-то предлогом сбежал к Бинодини. Оскорбленная Раджлокхи не хотела больше бороться с болезнью. Она докажет сыну, что он не прав.

В два часа дня Аша напомнила свекрови:

– Время принимать лекарство, ма.

Раджлокхи промолчала. Когда невестка поднялась, чтобы подать лекарство, она сказала:

– Не нужно, милая, иди к себе.

Аша понимала, что так сильно оскорбило материнское чувство. Не в силах успокоить свое измученное сердце, Аша всхлипнула, хотя изо всех сил сдерживала слезы. Раджлокхи медленно повернулась к невестке и, нежно гладя ее руку, сказала:

– Ты очень молода, дорогая. Ты еще узнаешь счастье. А обо мне не беспокойся, дитя. Я прожила свою жизнь, чего мне еще ждать?

При этих словах Аша, закрыв лицо краем сари, зарыдала.

Так печально прошел этот день. Обе женщины чувствовали себя глубоко оскорбленными, но все еще надеялись, что Мохендро вернется. При малейшем шорохе они, затаив дыхание, прислушивались, и каждая из них догадывалась о мыслях другой.

Яркие краски дня медленно тускнели. Спускались сумерки. Но женской половине дома они не принесли ни розовых отблесков заката, ни полной темноты. Своей тусклостью они лишь усугубили горе и не дали излить в слезах отчаяние. Эти серые сумерки отняли последнюю надежду и силы и не подарили даже усталости или равнодушия. Когда наступил печальный, лишенный очарования вечер, Аша тихо встала, зажгла лампу и отнесла ее в комнату больной.

– Не надо света, – сказала Раджлокхи.

Аша унесла лампу. Тьма сгущалась, на маленькую комнату спускалась бесконечная ночь.

– Может быть, написать Мохендро? – осторожно спросила Аша.

– Нет, милая, – твердо ответила Раджлокхи. – Заклинаю тебя не посылать ему и строчки.

Аша окаменела, у нее даже не было сил плакать.

– Письмо от господина, – доложил слуга из-за двери.

«А вдруг Мохим заболел, не может прийти и потому прислал письмо», – промелькнуло в голове Раджлокхи.

– Прочти скорей, что пишет Мохим, – крикнула она, исполненная тревоги и раскаяния.