– Да нет, просто возвращаюсь из суда, – ответил Ромеш.
– Тогда едем к нам пить чай.
Сердце Ромеша радостно забилось, ни о каких колебаниях больше не могло быть и речи. Он уселся в экипаж и, чтобы скрыть свое смущение, спросил Хемнолини, как она поживает.
– Вы сдали экзамены и даже не потрудились сообщить нам об этом, – сказала девушка, не отвечая на приветствие Ромеша.
– Я слышал, вы тоже сдали экзамены, – растерянно промолвил он.
– Хорошо еще, что вы хоть помните о нас, – рассмеялась девушка.
– Где ты теперь живешь? – спросил Ромеша Оннода-бабу.
– В Дорджипаре.
– А разве твое прежнее жилище в Колутоле было так уж плохо?
В ожидании ответа Хемнолини пристально смотрела на Ромеша.
Этот взгляд проник в самое сердце юноши, и неожиданно он сказал:
– Нет, отчего же? Скоро я снова перееду туда.
Ромеш понимал, что Хемнолини сочла за оскорбление его переезд в другой район, и, не зная, как оправдать свой поступок, окончательно пал духом. Однако дальнейших вопросов не последовало. Хемнолини, отвернувшись, смотрела на дорогу. Ромеш не в силах был больше молчать.
– Неподалеку от Хедуйя, – сказал он, – живет один мой родственник… Вот я и поселился в Дорджипаре, чтобы иметь возможность видеться с ним.
Слова Ромеша хоть и не были абсолютной ложью, но все же звучали крайне неубедительно: неужели расстояние от Колутолы до Хедуйя так велико, что, живя на старом месте, нельзя было время от времени навещать своего родственника? Глаза Хемнолини все еще были обращены в сторону дороги. Несчастный Ромеш никак не мог придумать, что бы еще сказать. Ему удалось выдавить из себя одну лишь фразу:
– А как дела у Джогена?
– Провалился на экзаменах и отправился проветриться на запад, – ответил Оннода-бабу.
Экипаж остановился. Когда Ромеш вошел в дом, он вновь поддался очарованию этих знакомых ему комнат и всей обстановки. Из груди юноши вырвался тяжелый вздох.
За чаем Ромеш не произнес ни слова. Неожиданно Оннода-бабу сказал:
– Долго что-то ты пробыл на этот раз дома. Дела какие-нибудь задержали?
– Отец умер, – ответил Ромеш.
– Что ты говоришь? Какое несчастье! Как это произошло?
– Он возвращался домой. Внезапно поднялась буря, лодка опрокинулась, и отец погиб.
Как от сильного ветра уплывают тучи и проясняется небо, так и при этом грустном известии в одно мгновенье исчезла всякая натянутость в отношениях между Ромешем и Хемнолини.
«Я плохо думала о Ромеше, а он озабочен делами и опечален смертью отца, – с раскаянием думала девушка. – Он страдает, а мы, ничего не зная о его горе, о том, какая тяжесть у него на сердце, вздумали его обвинять». И Хемнолини удвоила свое внимание к юноше. Видя, что Ромеш ничего не ест, она принялась угощать его с особым усердием.
– Вы очень плохо выглядите. Вам нужно беречь себя, – говорила девушка. – Папа, – обратилась она к отцу, – мы никуда не отпустим Ромеша, пока он не поужинает с нами.
– Прекрасно, – ответил Оннода-бабу.
В это время явился Окхой. С некоторого времени первое место за чайным столом Онноды-бабу принадлежало ему. Поэтому, увидев здесь Ромеша, он был неприятно поражен. Однако, быстро овладев собой, он сказал с улыбкой:
– А, Ромеш-бабу! Я думал, что вы нас совсем забыли.
Ромеш только слабо улыбнулся.
– Ваш отец так неожиданно вас похитил. Я решил было, что он вас не выпустит, пока не женит, – продолжал Окхой. – Значит, вам все-таки удалось вырваться?
Хемнолини метнула в Окхоя сердитый взгляд, а Оннода-бабу заметил:
– Ромеш лишился отца, Окхой.
Ромеш сидел бледный, опустив голову.
Хемнолини страшно рассердилась на Окхоя за то, что он причинил Ромешу боль, и поспешно сказала:
– Вы еще не видели нашего нового альбома, Ромеш-бабу.
Она принесла альбом, положила его перед юношей и принялась показывать ему фотографии. Затем нерешительно спросила:
– Скажите, Ромеш-бабу, вы живете один в своей новой квартире?
– Да, – ответил Ромеш.
– Так постарайтесь поскорей переехать в соседний с нами дом.
– Конечно. Я это сделаю в понедельник.
– Возможно, мне иногда придется обращаться к вам за помощью. Ведь я сейчас готовлюсь к экзамену по философии, – заметила Хемнолини.
Такая перспектива привела Ромеша в восторг.
Глава 8
Ромеш не замедлил перебраться на свою прежнюю квартиру.
Теперь окончательно исчезло недоверие между ним и Хемнолини. Ромеш стал в их доме своим человеком. Шуткам и забавам не было конца.
Последнее время, перед возвращением Ромеша, Хемнолини много и усердно занималась и стала еще более хрупкой. Казалось, подуй ветер посильнее, – и он легко переломит ее. Говорила она мало, да и вообще разговаривать с ней было опасно, – она расстраивалась по любому, самому незначительному поводу.
Но буквально за каких-нибудь несколько дней в ней произошла удивительная перемена: ее бледные щечки заметно округлились, в глазах поминутно вспыхивали веселые искорки. Прежде она считала легкомысленным и даже неприличным уделять внимание нарядам. А сейчас… Никто, кроме всевышнего, – ибо она ни с кем не делилась, – не смог бы сказать, почему в девушке произошла такая перемена.