Это не то

«Дорогие друзья!!!!!!!!! Лёня погиб похороны в понедельник в 10 часов утра отпевание в Выбутах. Кто хочет с ним попрощаться приезжайте», – пишет жена 29-летнего десантника на своей страничке «ВКонтакте» и оставляет номер телефона на случай связи. На следующий день запись удаляется, но журналисты, успевшие сделать скриншот, звонят по указанному телефону. Жена тут же передает трубку мужчине, который представляется Лёней и сообщает, что жив, здоров и готов спеть и станцевать[2]. Конечно, телефон могли отобрать. Конечно, на женщину могли оказать давление. Но в самой идее телефонного разговора с тем, чье имя видели накануне (пока табличку не сняли с могилы), в самой возможности поющего и пляшущего на том конце провода зомби, вернувшегося к своей жене оттуда, откуда не возвращаются, есть какая-то зловещая замультяшная истина.

В фильме Алексея Балабанова «Груз 200» (2007) девушка попадает в руки милиционера, который оказывается маньяком и приковывает ее к постели в своей квартире. Она ждет жениха-десантника из Афганистана, но жених возвращается «двухсотым». Милиционер, к которому как к ответственному работнику попадает цинковый гроб, приносит его в дом, вскрывает топором и бросает труп на постель к девушке со словами: «Просыпайся, жених приехал». Девушка остается в отчаянии лежать рядом со своим разлагающимся, облепленным мухами женихом. Действие происходит в 1984 году. Именно тогда, ровно тридцать лет назад, во время афганской войны и возник термин «груз 200» – то ли по номеру соответствующего приказа Министерства обороны СССР (приказ № 200), то ли по нормативному весу транспортируемого контейнера с телом военнослужащего (200 кг).

200 килограмм – вес всего «транспортируемого контейнера», плотно сколоченного деревянного ящика. В нем, по правилам перевозки – деревянный гроб, в деревянном – герметично запаянный цинковый, а в цинковом – мертвый солдат. Но даже такая упаковка, кажется, не является достаточно прочной и надежной: не только живые десантники заблуждаются, но и мертвые продолжают блуждать. Они возвращаются в постели к своим невестам, как у Балабанова в 1984-м, или приходят домой к женам и детям, чтобы о них заботиться, как у нас, в 2014-м. Как, помимо прямого давления, ведущее необъявленную войну государство может добиться молчания от родственников, получивших мертвый груз? Не только живые солдаты часто являются главными кормильцами. Ипотеки для военнослужащих, оплачиваемые Минобороны, субсидии, компенсации и т. д. представляют собой механизмы, посредством которых мертвые солдаты продолжают обеспечивать свои семьи.

В рассказе «Шерри-бренди» Шаламов описывает смерть Мандельштама. Поэт умирает обессиленный и полностью истощенный, от лагерных болезней. Он получает лагерную пайку и жадно впивается в хлеб цинготными зубами; от окровавленных десен и хлеб становится кровавым: «К вечеру он умер. Но списали его на два дня позднее, – изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца; мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка. Стало быть, он умер раньше даты своей смерти – немаловажная деталь для будущих его биографов»[3].

Существует определенная экономика, в соответствии с которой мертвые продолжают кормить живых или как-то иначе участвовать в их делах. Включенное в эту экономику тело – и не живое, и не мертвое. «Двухсотый» груз необъявленной войны обретается в пограничной зоне между жизнью и смертью, вместе с душами, не находящими в смерти покоя. Погибший и не в Ростове, и не в Луганске, а где-то между Россией и Украиной, на невидимой границе, он все еще блуждает, продолжая посылать сигналы и присылать пайки из своей сумрачной пограничной зоны – территории Undead. Это только кажется, что капитализм здесь ни при чем. На самом деле он питается трупами, производимыми войной. Такова не-медийная изнанка «войны санкций», носящих экономический характер и производящих политический эффект. В серой зоне материальной реальности капитала тела блуждают из одной смерти в другую.

17 июля пассажирский самолет Малазийских авиалиний, совершавший рейс MH17 из Амстердама в Куала-Лумпур, потерпел катастрофу. Боинг 777 с 298-ю пассажирами на борту, включая 15 членов экипажа, упал в районе украинского города Торез в 80 км от Донецка. Расследование сильно затянулось. Американские и украинские источники указывали, что самолет был сбит с земли ракетой системы «земля-воздух» по вине ополченцев, контролирующих территорию Луганской и Донецкой областей и получающих оружие из России, российские – что самолет атаковали с воздуха украинцы, или же сбили сами американцы, чтобы обвинить Россию и развязать холодную войну, или украинский диспетчер направил пилота по заведомо опасному пути, и т. д. Малазийскому лайнеру не повезло: он оказался в зоне активных боевых действий и непрекращающихся воздушных атак, и его крушение стало самым громким свидетельством факта необъявленной войны.