– Сжалься уже! Я же отсюда!
– Из Бруклина?
– Ну да.
– Из этого района?
– Ага.
– У меня тут друзья живут.
– Надо будет как-нибудь пересечься.
– Ты просто ужасен. Попробуй, может, еще какой комплимент выдашь.
– Ладно. – Я глубоко вздыхаю. Нет у меня никаких комплиментов. – Ну… э…
– Ты больше не знаешь?
– Я как-то не очень насчет разговоров.
– Вот поэтому у ботанов-математиков и нет девчонок.
– А кто сказал, что я ботан-математик? У меня же оценки так себе.
– Значит, ты из тех зануд, которые даже не умные. Полный отстой.
– Слушай, – прерываю я ее подколки, – я рад, что ты пришла пообщаться и что я со многими тут познакомился.
– Ух ты, это мы что, к серьезному разговору, что ли, перешли?
– Да, – говорю я. И, сказав это, знаю, что по тону моего голоса она поняла: я действительно настроен серьезно. Сейчас мне не до шуток. Я через такое дерьмо прошел, что могу быть серьезным не хуже какого-нибудь взрослого.
– Ты мне очень нравишься, – смело начинаю я, и никаких сожалений. – Потому что ты умная и веселая, и вроде бы я нравлюсь тебе. Ничего не могу с собой поделать: если я нравлюсь девушке, она мне тоже начинает нравиться.
Она молчит. Я поворачиваю голову к ней и спрашиваю, не хочет ли она что-то сказать.
– Нет. Нет! Все супер. Продолжай.
– А, ну вот. Я тут все думал, как бы так сказать. Ты мне нравишься не только из-за этого всего, мне и порезы твои нравятся…
– Фу, ты что, фетишист?
– Кто?
– Ты случайно не из тех, кого заводит вид крови? А то был тут один. Хотел, чтобы я стала его Королевой ночи или кем-то вроде такой фигни.
– Нет! Ничего такого. Сейчас объясню. Когда у людей серьезные неприятности, ну вот как… Тут полно людей отовсюду, и у всех них какие-то проблемы в жизни. Те, с кем я познакомился, – все в основном какие-то забулдыги, старые наркоманы, бездомные безработные, но иногда сюда поступают пациенты, которые выглядят так, словно только что выступали на собрании директоров, не меньше.
Ноэль кивает. Она тоже их видела. Например, вчера поступил взъерошенный паренек с кипой книг в подмышке, как будто только что из клуба любителей чтения вышел. Или тот мужчина в костюме, поступивший вчера, – на полном серьезе утверждал, что его уже достали голоса, которые он слышит: ничего страшного они не говорят, но на суде дают всякие дурацкие советы и мешают работать.
– Да проблемы не только у тех, кто здесь. Они у всех повсюду. Взять хотя бы моих друзей: у одного депрессия, у второй тоже. Я читал брошюры, которые врачи выдают, и там написано, что каждый пятый американец страдает от психического заболевания и что самоубийства – вторая причина смертности среди подростков, и всякая такая фигня… У всех, у всех с башкой не в порядке.
– Ну и что ты хочешь сказать?
– Мы по-разному сносим наши тяготы. Вот я не разговаривал и не ел, блевал постоянно…
– Ты блевал?
– Ага. Ужас вообще. А потом и спать перестал. И вот когда у меня все это началось, родители и друзья заметили, что со мной что-то не так. Друзья так просто прикалывались надо мной. Но смотри, я ведь мог жить дальше и даже не думать, что что-то не так. Вроде как ничего страшного. Пока не попал сюда. И теперь-то я знаю, что со мной плохо. То есть было плохо, потому что сейчас вроде как получше.
– И как это все связано со мной?
– У тебя это по-другому, – объясняю я. – Ты свои проблемы выставила напоказ. Они у тебя на лице.
Она замирает, проводит руками по волосам.
– Я порезала лицо потому, что все, все чего-то от меня хотели, – пытается она объяснить. – Постоянно такой напряг, постоянно надо было…
– К чему-то стремиться?
– Точно.
– Сначала тебе говорят, что ты крутая красотка, а потом относятся к тебе совсем по-другому!
– Верно.
– Почему, – вздыхает она, – почему ты должна быть или праведницей, или шлюхой, и выбери ты одну из ролей – тебя тут же возненавидят. И как после этого доверять людям? Все они хотят только одного, а ты уже никогда не будешь прежней…
Ее лицо приобретает такое выражение, что не поймешь, расплачется она или рассмеется: мимика почти одна и та же. Наклонившись вперед, она продолжает:
– А я не хотела во всем этом участвовать. Не хотела быть частью такого мира.
– Я тоже, – говорю я и обнимаю наклонившуюся в мою сторону Ноэль, в первый раз ощущая мягкую податливость ее тела.
Она обвивает меня руками, и мы держим друг друга в объятиях, сидя на стульях и образовав своими телами что-то вроде домика, боясь пошевелиться.
– Я не хотел играть в игру «Кто умнее всех», – говорю я, – а ты не хотела играть в «Кто красивее всех».
– Играть в «Кто красивее всех» хуже, – шепчет она. – Из-за того, что ты умный, никто тобой не воспользуется.
– А тобой хотели воспользоваться?
– Кое-кто воспользовался. Хотя и не должен был.
– Ой, извини.
– Не извиняйся, это не ты.
– Может, мне лучше тебя не трогать?
– Нет-нет, все нормально, ты ничего такого не сделал. Но… да, что случилось, то случилось. И еще я тебе соврала.
– Насчет чего?