Это очень забавная история

– Никакая операция мне не поможет, Крэйг, шрамы все равно останутся – я резала себя половинкой ножниц. Я была сама не своя, просто хотела исчезнуть с лица земли после… после этого… А теперь я никогда не найду нормальную работу или еще что-нибудь. Что мне скажут, когда я приду на интервью с лицом как… – она сопит и всхлипывает, – как у жительницы Клингонской Империи?

– Да в Калифорнии есть места, где люди даже говорят на клингонском. Найдешь работу там.

– Да ладно, перестань.

Мы до сих пор держим друг друга в объятиях, и я не хочу открывать глаза.

– А еще есть законы против дискриминации. Тебя не имеют права не взять, если ты подходишь по требованиям.

– Но я же выгляжу как урод.

– Ноэль, – говорю я ей на ухо, – проблемы есть у всех. Просто кто-то эту фигню более удачно скрывает, вот и все. Не будут люди убегать от одного твоего вида. Они поговорят с тобой и поймут, что ты смелая и сильная, а это так и есть.

– А ты все лучше справляешься с комплиментами.

– Да ну, куда мне. Я еду-то внутри удержать не могу.

– Да уж, ты такой худенький, кожа да кости, – смеется она. – Надо бы тебе откормиться.

– Знаю.

– Я рада, что мы познакомились.

– Знаешь, какая ты? Ты честная и открытая, Ноэль, – наконец-то нужные слова пришли мне на ум, хотя где-то там они всегда и были. – А шрамам твоим в Африке цены бы не было.

– Мне было неприятно видеть тебя с той девушкой. – Она снова всхлипывает.

– Знаю.

– Я же нравлюсь тебе больше, правда?

– Конечно.

– Почему?

Я отодвигаюсь от нее – первый раз в жизни объятие разорвал я, – чтобы посмотреть ей в глаза.

– Ты для меня сделала гораздо больше, чем она. Помогла взглянуть на некоторые вещи по-другому, открыла мне глаза.

А тем временем я так долго сидел с закрытыми глазами, уткнувшись ей в плечо, что теперь меня ослепило светом коридора. Немного привыкнув, вижу, что в дверях своей комнаты стоит Профессорша и смотрит на нас, держась одной рукой за дверную ручку, а другую положив на плечо.

– Вот, смотри, что покажу. – Я достаю из-под стула, как козырь из рукава, кое-что, приготовленное для нашей встречи. Я даже не думал, что наше свидание пройдет так. Скорее, ожидал, что Ноэль будет на меня орать без перерыва и мне придется сделать что-то крутое и неожиданное. А теперь я могу сделать что-то неожиданное, и оно будет приятным завершением нашей встречи.

Я показываю ей мозгокарту с силуэтом пары: парень и девушка лежат, не друг на друге, а рядом, паря в пространстве.

– Ой какая красота!

– Это парень и девушка, видишь? Волосы я рисовать не стал, но видно, что один силуэт женский, а другой – мужской.

Руки и ноги парочки сделаны в виде набросков, но в этом и суть моих работ: не тратить кучу времени на детальную прорисовку конечностей. А вот что действительно важно, так это то, как изображен мозг: подробно, тщательно, с завихрениями мостов и дорог, с площадями и парками. Там есть четко выделенные улицы, аллеи, тупики, туннели, будки на платных дорогах и круговые перекрестки – все это я проработал лучше всего. Лист размером 35 на 43 сантиметра дал мне разгуляться вовсю, и карты я сделал преогромными, в отличие от маленьких, невзрачных тел. Главное, что цепляет взгляд (а я теперь почему-то понимаю, что именно так искусство и воздействует), – резко вздымающийся мост, протянутый между головами. Он длиннее, чем Веррацано, и даже обрамлен завитками дорог, похожих на сплющенные с двух сторон полосы.

– Это, наверное, лучшая из всех, что я нарисовал, – говорю я.

Она глядит на рисунок, а я вижу, что краснота в ее глазах постепенно гаснет. Никаких дорожек от слез на ее лице нет (ни разу в жизни не видел эти дорожки). Ее слезы сразу впитала моя рубашка, и я чувствую, как влага холодит плечо.

– Это ты предложила нарисовать что-то из детства, – продолжаю я. – Что-то такое я рисовал, когда был маленьким. Я и забыл, как мне это нравилось.

– Уверена, что именно так ты не рисовал.

– Нет, но так рисовать даже легче, можно не доделывать карты.

– Красиво, очень.

– Спасибо за идею. Я твой должник.

– Это тебе спасибо. Можно забрать?

– Пока нет. Надо кое-что подправить.

Я встаю и выпрямляюсь.

– Ну, солдат, давай!

– Есть, сэр!

– Но я тут подумал, может, ты мне дашь свой номер, а я позвоню тебе, когда выйдем отсюда.

– Ловко, – улыбаясь, говорит она, и порезы выстраиваются на ее лице как кошачьи усики.

– Ну я же все-таки парень, – говорю я.

– А я ненавижу мальчишек, – говорит она.

– Но парни-то – другое дело, – говорю я.

– Разве только немного, – почти соглашается она.

Сорок два

Хамбл вернулся. На обед он заявился в новой одежде, гладковыбритый и с припухшими, не совсем раскрытыми глазами. Он сел на свое обычное место под телевизором, которое так и пустовало, пока его не было. Ноэль тоже тут, сидит за соседним столом спиной к Хамблу. Зайдя, я здороваюсь с обоими, сдвигаю их столы вместе и, довольный, сажусь посередине.

– Ноэль, ты уже знакома с Хамблом?

– Вообще-то, нет, – говорит она и по-прежнему улыбается. Надеюсь, что это с ней с нашего свидания.

– Хамбл, – Ноэль. Ноэль, – Хамбл, – знакомлю я их.