Это они, Господи…

Но Дементьев не может жить без общения с писателями хоть в каких-нибудь формах. И вот он встаёт на защиту тех, кого называет «изгоями», «гонимыми пророками», «поруганными талантами» — Бунина, Мережковского, Гиппиус, заодно и Галича, Аксёнова, Войновича… Всё в одну кучу! Но, во-первых, какие они пророки? Что они напророчили? Во-вторых, сами были отменными ругателями талантов. С какой злобой Гиппиус писала о Блоке! С каким нобелевским высокомерием Бунин оболгал после их смерти Горького, Есенина, Маяковского. А Аксёнов? А Войнович?.. В-третьих, никто их из страны не изгонял — сами рванули. У Мережковского и Гиппиус еще до революции была квартира в Париже, туда и смылись.

К гонимым причислена и Галина Вишневская, ненавидящая не только Советскую власть, взрастившую её, но даже — до сих пор! — покойного отца, давшего ей жизнь. Оказывается, к гнусным воспоминаниям певички Дементьев сочинил послесловие:

Даже выслали голос,
А имя снесли(!) с афиш…

Снесли, конечно, коли её нет в стране. Но и эту фурию никто не высылал. Сама снесла себя за границу вместе с мужем, замечательным музыкантом и великим барахольщиком, как явствует из её воспоминаний.

И после перечня гонимых страдальцев Дементьев восклицает: «Что же это за страна!». Совершенно как Чубайс. Тот однажды на телевидении в очередном приступе полоумия стал уверять (у него отец был полковником политотдела), что оборонительные линии у всех стран — у французов линия Мажино, у немцев линия Зигфрида, у финнов линия Маннергейма — были обращены, естественно, в сторону предполагаемого противника, а вот советская линия Сталина — внутрь страны. Зачем? Почему? А чтобы советские граждане не убежали за границу, говорит. И гневно воскликнул: «Что же это за страна!». И вот такой недоукокошенный деляга уже двадцать лет под покровительством трех президентов играет важнейшую роль в политической и экономической жизни страны! Впрочем, возможно, Дементьев воскликнул первым, и Чубайс лишь позаимствовал хлёсткую поэтическую формулу.

Ваншенкин, в отличие от юного собрата, в гости к знаменитым писателям, слава Богу, не ходит. У него другие увлечения, иные темы. В его публикациях «Литгазеты» и в книгах есть и печальные стихи о давнем прошлом («Арагви», 1964), и нытьё о старости («Он то и дело на момент задрёмывал средь разговора»), и ожидание смерти («Дело близится к концу…»), и странное, даже изуверское восхищение «чистотой» и «тонкостью» некого художника, поскольку он —

Художник, видящий в ребенке
Старухи будущей черты.

Надо полагать, автор считает ещё более тонким художником, а не извращенцем и психопатом того, кто видит в гробу в белых тапочках человека любого возраста.

Но главное, чем поэт изумляет — молодое буйство на тему «стариковских эротических мечтаний» (Твардовский о Бунине). Вы только посмотрите заголовки: «Женщина, которую любили», «Женский пляж», где, естественно, все телешом, «Прежняя жена», «Женщина под душем», «Женщина с мужем»…

В этих эротических мечтаниях автору видится многое: то всего лишь мужская рука, которая «во тьме аллей там, где ей нужно, шарит» у женщины; то таинственная дама, что «совершив полёт (сексуальный), лежит охваченная ленью»; то ещё одна женщина, которую милый друг, не зная других средств развлечь, равнодушно целовал, «просто, чтобы не скучала», а она в ответ кусала; видятся ему и столь пылкие любовники, что «встречались днем», поскольку «не могли дождаться вечера»; и законные супруги, у которых, «как ни старались, не было детей», но они при любой погоде «не оставляли сладостных затей и вдохновляли всячески друг друга»; и больной старичок, негодующий по поводу того, что вызванная по случая инфаркта врачиха «скорой помощи» «и не подумает обнять»… И это всё ещё что! А однажды автору привиделся «мир, где бабы в разных позах». Целый мир!..

Надо заметить, что эротические сюжеты Ваншенкина порой весьма драматичны. Хотя бы вот, почувствуйте:

Сколько нужно было сил
Отказать ему словами,
Потому что он просил
Главным образом руками!

Ну, вообще-то говоря, автор, видимо, подзабыл, что всё это главным образом именно руками и делается: они обнимают, заваливают на постель (диван, кушетка, стог сена) и т. д. А как иначе «просить»? Заявление, что ли, писать? «Гражданка Иванова, довожу до вашего сведения, что терпежу больше нет. Прошу не отказать. Ваншенкин, лауреат Государственной премии».

Заканчивается стихотворение не совсем понятно:

Видеть свет его лица
Вплоть до следующего раза
И держаться до конца —
До последнего отказа.

Так что, удержалась до конца или нет? Гораздо все ясней в стихотворении, что так и озаглавлено — «Отказ»: