Это они, Господи…

А ещё случалось и так. Однажды Горький просил за четырех человек, которым грозил расстрел. Ленин предложил ему взять их на поруки. Тот согласился. Но — «спасти этих людей не удалось, их поторопились расстрелять, — вспоминал Горький. — Мне рассказывали, что это убийство вызвало у Ленина припадок бешенства» (Книга о русских людях. М. 2000. С.428). А что вызвало у вас, Ваня, осуждение молодых ребят на пять лет за то, что разбили люстру в приёмной президента?

Чем пахнет Миронов?

Да, в те страшные дни и глава правительства был не всемогущ. И это мог бы понимать даже тот, кто никого не спас, ни за кого не вступился, а только смотрит в рот начальству да твердит вслед за Никитой Михалковым: «Рад стараться, ваше превосходительство!»

П. Б. Аксельрод, долгие годы знавший Ленина, сказал о нём: «От него пахло русской землей». А ведь от вас, Сергей Михайлович, не пахнет даже асфальтом Большой Дмитровки, а только — коленкором обложек пяти дипломов с отличием. Потому вам и не стыдно принимать участие в коллективном избиении покойного, в топтании могилы великого человека. Не по вашему ли поручению Андрей Вознесенский провозгласил:

Нам, как аппендицит,
Поудалили стыд.

«Правда» № 6’09

ПАВШИЕ В СОРОК ПЕРВОМ

Всем, за Россию павшим, слава
И память скорбная вовек!
Их свято чтят и мать-держава
И каждый честный человек.

О всех нам не избыть печали

Средь будней, праздников и дел,
Но у того, кто пал в начале
Особый всё-таки удел…

Им, кто сражался в Бресте, в Орше,

В Смоленске, Вязьме, у Орла,
В земле лежать не всех ли горше? —
Им неизвестно, чья взяла

Они не знают, удалось ли

Нам отстоять Москву зимой
И как и что там было после
Со всею Русью, всей страной.

И что с детьми? И что с женою?

Жива ли мать? И где отец?
Ещё пойдём ломить стеною
Или уже всему конец?..

Над ними годы проплывают,

Как многотонные суда,
Но ничего они не знают
И не узнают никогда.

Но без раздумий всё отдали,

Всё совершили, что могли
И, не колеблясь, прахом стали
Родной единственной земли.

Июнь 1974, «Правда», 29 июня 1994

ГЕРОИ И ЖЕРТВЫ

Да, в самом деле, надежда умирает последней… Казалось бы, на что можно было надеяться, когда возник Путин? Ведь мы знали в общем-то, что это выученик и правая рука бесстыдного карьериста Собчака, ставленник американского холуя Ельцина, что Солженицын для него — великий авторитет, любимый писатель — заводной павлин Радзинский, любимый артист — скорбный хохмач Хазанов, и все они — лютые антисоветчики… Ну, на что тут можно?..

И всё-таки надеялись, уповали. Надеялось, уповалось. Как же! Ведь ему еще не было пятидесяти, ведь он советский разведчик, ведь сын фронтовика… А вдруг внезапный и не снившийся ему взлёт на такую высоту, ответственность за судьбу родины заставят его прозреть, вдруг появится в нём что-то человеческое, русское, честное, словом, вдруг — катарсис… И что же со временем оказалось? Собчака он беззаконно спас от правосудия, тайно переправив в Париж, а теперь под камеры телевидения посещает его могилу и за государственный счёт покровительствует сирой вдовице покойного. Ельцина чтит как национального героя, назвал его именем не рыгаловку на Зацепе, что было бы справедливо, а крупнейшую в стране новую библиотеку в Ленинграде. Лживые, человеконенавистнические писания Солженицына повелел втемяшивать школьникам. Эдварду Радзинскому дал не то орден, не то премию. К Хазанову ходит в гости в особняк от Лужкова на Садовом кольце, слушает там еврейские анекдоты и потом по телевидению рассказывает их народу российскому… И только после всего этого надежда умерла.

И возник Медведев. Опять, казалось бы, всё ясно: это ставленник ставленника Ельцина, второй год он разъезжает по стране и по всему миру, произносит бесчисленные маниловские речи, и самое умное, что сказал — «Свобода лучше, чем несвобода», тепло жмёт руку Абрамовичу, приобрел в качестве биографа лжеца-антисоветчика Сванидзе, оказавшегося после этого сразу и в Общественной палате, и в Комиссии по борьбе против фальсификации истории… Ну, на что тут надеяться!