Читаем Это они, Господи… полностью

Тут интересный материал для раздумий дал Никита Михалков. В гордом сознании своей безупречности он стыдил генерала Варенникова: «Почему вы, офицеры, молчали, когда поносили Сталина? Почему ничего не сделали? Почему приняли как данное? Что вы смотрели? Где ваша офицерская честь? А присяга?».

Старик-генерал то ли не нашёлся, то ли его ответ вырезали. А ответить он мог примерно так: «Антисталинская диверсия Хрущёва в 1956 году на XX съезде партии была очень ловко спланирована и осуществлена. Его доклад о „культе личности“, о чем делегаты съезда не знали, не обсуждался предварительно ни на Пленуме, ни на Политбюро, как это всегда водилось, его не было и в повестке дня. Доклад обрушили на головы делегатов как многотонную глыбу — и никакого обсуждения. Спектакль окончен, можете расходиться. Мощнейший эффект внезапности сработал на все сто. Примерно так же, как через несколько лет — „Архипелаг ГУЛАГ“». Теперь-то видно, сколько там и там вранья, подтасовок, притворства, хитрости.

Но тогда — как не верить первому секретарю ЦК, который называет имена, приводит цитаты? Как не верить человеку, который говорит, что всю войну пробыл на передовой и командовал батареей и тоже называет имена, приводит цитаты, цифры… Чтобы понять грандиозность той и другой туфты требовалось время, работа, старание.

А после доклада Хрущёва невозможно было пикнуть. Тебя тотчас объявляли сталинистом, врагом партии, мракобесом. Все видели, как Хрущёв расправился с Молотовым, Маленковым и другими, кто попытался противиться его курсу и опровергнуть клевету на Сталина. Уж если так со старыми большевиками, членами Политбюро, то на что могли надеяться рядовые члены партии и в том числе офицеры.

Но тут возникает параллельный вопрос: а почему молчали, ничего не сделали и приняли как данное воспеваемые вами, Михалков, царские офицеры, когда свергли Николая? Мертвого Сталина лишь оклеветали, что ему было уже безразлично, а тут свергли живого помазанника Божьего! У него за плечами трехсотлетняя династия, а за Сталиным всего сорок лет Советской власти. И советские офицеры даже в годы войны, когда Сталин был Верховным Главнокомандующим и наркомом обороны, принимали присягу правительству, а не ему, царские же офицеры — именно лично царю. И однако — никаких протестов, никакого непослушания. Где была их офицерская честь?

Можно спросить Михалкова ещё и о том, почему молчал, ничего не сделал его родной отец, член партии, лично встречавшийся со Сталиным и щедро им взысканный. Ну, сказал хотя одно протестующее словцо на каком-то писательском собрании. Где была его дворянская честь? Думать надо, прежде чем кукарекать на всю страну…

Гайдар, Чубайс и Геринг — реформаторы

Весьма примечательным своей оказалось обсуждение членами жюри кандидатуры Петра Столыпина. Докладчиком был «повсеградно обэкраненный» Никита Михалков. Представляя его (в этом не было никакой необходимости), ведущий Александр Любимов назвал Михалкова обладателем «всех мыслимых и немыслимых наград». Это не точно. Награды вполне мыслимые, но сочетание их действительно немыслимое. В самом деле: медаль лауреата Государственной премии Казахстана за участие в советском фильме «Я шагаю по Москве» и «Оскар» за антисоветский фильм «Утомленные солнцем». Или: премия им. Ленинского комсомола и какая-то опять антисоветская премия за эпохальный фильм тоже с фельетонным названием «Сибирский цирюльник»… И так далее.

Но главное не в этом. Гораздо важнее то, что почти все превозносили Столыпина, как и царя Николая, аж до небес. Хвалебные псалмы! Торжественные акафисты! Возвышенные оды!.. Илья Глазунов заявил, что когда его «сослали на БАМ» (вы разве не слышали о его ссылке и каторге?), то там он, каторжник, понял: «Петр Аркадьевич — величайший политик всех времён и народов!». При нём, уверял, крестьяне имели по 15 лошадей и по 20 коров, и это ещё что! Однажды он сказал: «У России только два верных союзника — армия и флот». Очень хорошо! Уж так верно! Как будто на зло натовскому соловью Рогозину. Только это сказал не Столыпин, а Александр Третий. Поэт-орденоносец Каблуновский, мыслящий образами, выразился ещё возвышенней: «Пушкин — это солнце нашей поэзии, а Столыпин — солнце нашей политики!». Заметьте, никто не понуждал его. Сам, по доброй воле, не под пыткой.

Непонятый гений виселицы

Но вот странно: иной оратор среди псалма вдруг такое сказанёт, что псалом хвалебный превращается в погребальный. Вспомните, скажем, профессора Андрея Сахарова. Учёная голова! Инструктор отдела пропаганды ЦК КПСС! Кое-кто его даже за академика считает. Он пел-пел, закатывал глаза от умиления перед нарисованной им картиной столыпинского всенародного счастья, выразил благородное возмущение тем, что есть памятник Колчаку, скоро будет Деникину (пожалуй, и Власову), а Столыпину даже не планируется, и вдруг бухнул: «Петр Аркадьевич не знал и не понимал русский народ». Вот те на! Выходит, вроде наших реформаторов. Ну, уж на этих-то мы нагляделись…

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное