Я вышла из квартиры одновременно с Тео, который по-прежнему ведет себя с приятностью… плевка мокроты, и на первой же ступеньке почувствовала, что до низа в вертикальной позиции не доберусь. Нога поехала, не спросив разрешения, тело не успело воспринять информацию и мягко осело, как одна из детских деревянных игрушек, подгибающих ручки-ножки, если нажать на подставку, или сырное суфле, которое слишком рано вытащили из духовки (мне больше нравится первое сравнение). Я попыталась уцепиться за Тео, но схватила только рукав, тут же выскользнувший из пальцев. Ну а дальше… я пересчитала спиной и задницей с десяток ступеней в замедленном, как в кино, темпе. Хуже всего пришлось копчику, но больно было каждой косточке, мышце и связке. Застыла я в позе, которую чаще всего можно видеть на картинах Пикассо или в представлениях пластических акробатов. Мне показалось, что сосед по квартире издал смешок, но не исключено, что это всхлипнула моя промежность.
Тео помогает мне подняться.
– Все в порядке? Ничего не сломали?
Я ощупываю себя и убеждаюсь, что все осталось на положенных местах, беру его за руку, и мы добираемся до первого этажа, где он снова предлагает вызвать «Скорую».
– Не стоит, обойдусь своими силами.
Тео убегает на работу, и я сразу звоню в агентство, чтобы предупредить о случившемся, после чего отправляюсь в травмпункт, спеша убедиться, что все
На бежевых стульях из литой пластмассы сидит парочка, оба не отрываются от телефонов, и я вдруг вспоминаю давний случай. Как-то раз, вечером, Жереми застал меня за игрой: я составляла слова – чем длиннее, тем лучше – из букв, полученных из прикупа. Игроком я была опытным, с детства закалилась в боях после того, как родители подарили мне «Волшебный диктант»[23]
и «Боггл»[24], а потом часами разгадывала кроссворды. Жереми захотел присоединиться, и я обрадовалась, что могу разделить с ним мою страсть и блеснуть талантом. Мне удавались выигрышные комбинации, а он с трудом выставил несколько слов, счет в мою пользу увеличивался, я притормаживала, но все равно обставляла Жереми. Мы не дошли и до конца первого уровня, когда он встал, и я сразу поняла, что дело плохо, побежала следом в комнату, прыгнула рядом с Жереми на кровать, мурлыкнула, попросила вернуться и пообещала давать ему больше времени, но ничего не добилась. Жереми упорно отмалчивался, и тогда я извинилась… неизвестно за что. Он не разговаривал со мной два дня, и я за это время раз сто обозвала себя злобной выпендрежницей, глупой как ребенок. А на третий вечер он вернулся с работы и вел себя как ни в чем не бывало. Мы никогда не возвращались к этому происшествию, он ни разу не упрекнул меня, но, когда я захотела снова поиграть в «слова», обнаружила, что приложение исчезло.– Мадам Ирис Дюэн…
Я встаю и захожу в кабинет. Интерн просит меня раздеться, лечь на кушетку и рассказать, что случилось. Я описываю падение и объясняю причину поднятой тревоги, долго отвечаю на вопросы, она наливает мне гель на живот, и начинается УЗИ. Сердце ребенка перестукивается с моим, малыш на месте, с ним все в порядке.
22
Жанна
Каждое утро Жанна все позже выбиралась из постели, а часы, которые предстояло прожить до вечера, казались непреодолимым препятствием, чем-то вроде колючей живой изгороди. Побуждало к жизни только предстоящее свидание с Пьером. Мотор ее сердца раскочегаривался и несколько часов работал как положено, все остальное время Жанна чувствовала себя пустой оболочкой. Ирис и Тео не помогли ей встрепенуться, хотя их появление нарушило завладевшее квартирой отсутствие. Она дожидалась ухода новых соседей и только после этого поднимала себя на ноги.
Этим утром она неприятно удивилась, застав в гостиной Ирис, та стояла с чашкой в руке и разглядывала их с Пьером свадебную фотографию, которой Жанна раз и навсегда определила место на буфете.
– Вы сегодня не работаете? – спрашивает она.
Ирис вздрагивает от неожиданности.
– У моей подопечной утром обследование в клинике, так что я начинаю в час дня у господина Хамади. Хотите чаю?
– Спасибо, нет.
– Извините, что сунула нос куда не следовало, Жанна. Вы оба очень красивые на этом фото.
У Жанны перехватывает горло. Она может описать мельчайшие детали снимка с закрытыми глазами – как и все остальные в альбомах, лежащих на ночном столике. Лицо мужа навсегда запечатлелось в памяти, но она никак не может забыть последний взгляд Пьера, который нанес смертельную рану ее сердцу. Жанна боится, что больше не вынырнет на поверхность счастливых воспоминаний и навсегда останется в 15 июня.
Этим утром погода была несравненно прекрасная, Жанна распахнула окна и ступила босыми ногами в лужу солнечного света, разлившуюся по паркету. На стареньком проигрывателе – они с Пьером так и не смогли расстаться с ним – крутилась пластинка, Брель пел «Песню старых любовников», ее любимую.