Это останется с нами

На кровати лежит наполовину собранный чемодан с откинутой крышкой. Через несколько часов они с Пьером отправляются в Апулию[25], так что ей следует поторопиться. Он вышел за хлебом, чтобы сделать сандвичи, а она стоит и наслаждается теплом, вместо того чтобы закончить отбор одежды. Выйдя на пенсию, они путешествовали так часто, как могли, но далеко не забирались: Пьер не желал летать самолетом – говорил, что защищает экологию планеты, а на самом деле из-за непобедимой клаустрофобии. Они довольствовались Францией и Европой, решив считать фобию Пьера удачей, поскольку сделали множество волшебных открытий.

В конце концов, в конце концов
Нам понадобился весь наш талант,
Чтобы постареть, не став взрослыми.

На этот раз они взяли напрокат автодом. Поездка в Скандинавию в компании других автотуристов получилась просто восхитительной, и они решили повторить опыт. Это транспортное средство предоставляло им главное – желанную свободу во время путешествия. С улицы донеслись голоса, Жанна подошла к окну и увидела метрах в пятидесяти от дома, на тротуаре, небольшую толпу, окружившую двух мужчин: один лежал на спине, другой делал ему искусственное дыхание. Она сразу все поняла и кинулась к двери.

О, мой возлюбленный.
Мой нежный, мой ласковый,
   мой волшебный возлюбленный.
Я все еще люблю тебя
От рассвета и до заката.

Когда она прибежала, Пьер был без сознания. Жанна опустилась на колени рядом с мужем, повторяя его имя как заклинание. Женщина с телефоном в руке сказала, что помощь уже в пути. Через какое-то время – Жанне показалось, что прошла вечность, – Пьер открыл глаза. Парень перестал делать массаж сердца, люди зааплодировали, а Жанна принялась целовать лицо мужа, не переставая беззвучно плакать.

– Как же ты меня напугал, родной!

– У меня болит голова, – прошептал он. – Я боюсь умереть.

Он не отрываясь смотрел на Жанну, и она видела в его глазах только ужас и боль. Этот последний взгляд она никак не могла забыть.

Несколько секунд спустя Пьер умер. Жанна смутно помнит дальнейшие события. Приехали пожарные, сделали попытку реанимировать пациента, зеваки начали расходиться, тело увезли, и она осталась на тротуаре одна, заледеневшая под полдневным солнцем, с лежащим у ног багетом.

Знаешь, я все еще люблю тебя.

Я тебя люблю.

Жанна стремительно прошла мимо Ирис, схватила рамку и вернулась к себе. Солнце заливало паркет. Жанна встала в центр комнаты, прижала к груди фотографию и судорожно зарыдала.

23 Тео

Видал я беспорядок, но такого – никогда! Выдвигаю ящик за ящиком – каждый будто грабители обыскивали. По внешнему виду квартиры не скажешь, но дверцу шкафа открывать не стоит, если не хочешь получить в глаз бретонским горшком. Не понимаю, как можно жить в подобном бардаке, у меня он вызывает содрогание. Сегодня днем Жанна, как обычно, отсутствует, Ирис сидит в своей комнате, и я решил немножко прибраться. Достал все с полок, рассортировал, вымыл и вычистил. Я делал подобную работу в интернате. Сначала на меня наезжали все кому не лень, но после нескольких выбитых зубов они успокоились. Я быстро понял, что один закон действует всегда и всюду: съешь врага первым, если не хочешь быть съеденным! Расстраивал не беспорядок и не пофигистское отношение хозяйки квартиры к жильцам – просто все вместе напомнило мне о матери. Она всегда жила в тотальном хаосе. Однажды я услышал в какой-то передаче, что есть такое понятие – солнечный капитал, максимум солнечного света, которое человек может принять в течение жизни без риска поиметь проблемы со здоровьем. В доме матери я достиг своего бардачного максимума. Она открывала пачку печенья и бросала обертку на пол, копила грязную посуду, пол был липким, сортир и ванная зарастали грязью. Иногда на нее находило: она включала музыку на полную громкость, открывала все окна и бралась за уборку, которая иногда длилась много дней. Мама заполняла мусором десятки больших пакетов, протирала мебель, ползала на четвереньках, оттирая с пола въевшиеся застарелые пятна, перестирывала горы белья, а я смахивал метелкой пыль, радуясь, что участвую в этой великой чистке. Всякий раз я верил в новое начало. И всякий раз реальная жизнь разрушала мои иллюзии.

– Чем ты занят? – спрашивает вошедшая Ирис.

Посуда и продукты рассортированы по категориям, я держу в руке губку, а ей необходимы «субтитры».

– Делаю эпиляцию груди, разве не видишь?

Она пожимает плечами. Я ее подколол! Вообще-то для женщины, принимающей таксу за питбуля, а лестницу – за горку, она симпатяга, но я не забыл, как эта мадам пыталась объехать меня на кривой козе. Еще чуть-чуть – и я остался бы на улице, без крыши над головой, вот и затаил злобу и при первой же возможности «делаю подкат».

Она наливает воду в чайник и подходит ко мне:

– Могу я чем-то помочь?

– Я почти закончил.

– Хочешь чаю?

– Не люблю, извини.