Летать я не люблю, но с заряженным айподом как-нибудь переживу полет. Правда, предпочла бы лететь без пересадок: родители выиграли на моем билете в деньгах, но мне пришлось целых два часа сидеть у выхода на посадку в Денвере.
Дома я чувствовала себя странно. Меня не было всего месяц, а казалось, будто многое изменилось. Возможно, изменилась я сама. Мама действительно дождалась меня поздно вечером, и, усевшись втроем за кухонным столом, мы лакомились яблочным пирогом, который она купила в «Крафт-маркете».
В своей постели я тоже чувствовала себя странно. Перед отъездом в Макконнелл я думала, что мне никогда не будет комфортно на чужом матрасе, в чужом городе, с соседкой по комнате. Я ошибалась. И теперь думаю, что мне намного лучше спалось с Кэсс, похрапывающей в нескольких футах от меня, чем тут, за дверью своей собственной спальни.
Но самые классные сны мне снились в ночь, проведенную с Нейтом. И вчера я легла спать в его футболке. Так как самолет приземлился поздно, я отправила ему короткое сообщение. Нейт, наверное, ждал его, поскольку сразу ответил, что мы завтра созвонимся.
Кэсс я тоже написала. Она попросила не спешить с возвращением – не потому, что не будет скучать по мне, а потому, что в мое отсутствие она будет ночевать с Таем. Я бы тоже не отказалась провести эти ночи с Нейтом, который остался в своей комнате один, и немножко завидовала Кэсс.
Рано утром меня поднимает аромат папиной яичницы с сосисками. Я отвожу чемодан с грязными вещами к прачечной комнате. Надеюсь, кто-нибудь его заметит. И когда вхожу в кухню, папа ставит для меня тарелку.
– Смотрю, ты привезла мне стирку, – замечает он.
– Мне в этом деле с тобой не сравниться, – улыбаюсь я, наливая на тарелку соус.
– Да-да, твоя мама тоже так говорит. По-моему, вы двое сговорились с целью сделать меня домовитым.
– Милый, ты родился домовитым. Потому я и вышла за тебя замуж, – с улыбкой отвечает мама и, сев на стул рядом со мной, набрасывается на завтрак. – М-м-м. Эй, что это? – тянет она за рукав футболки Нейта, и я тотчас заливаюсь краской. Не знаю, как это объяснить, а лгать не умею.
– Бейсбольная футболка, – отвечаю я и поспешно напихиваю в рот еды.
Мама с подозрением выгибает бровь и, когда папа поворачивается к нам спиной, шепчет:
– Это мужская бейсбольная футболка.
Улыбнувшись, пожимаю плечами и продолжаю жевать, старательно не глядя ей в глаза. Стоит нашим взглядам встретиться, и я все выложу. Наверное, это у нее профессорское.
– Хм, поговорим об этом позже, – отступает мама.
До чертиков надеюсь на обратное!
Папа ставит мою одежду стираться, а мама в гостиной устраивается в большом глубоком кресле со стопкой работ для проверки. Обычно в это время я смотрю по телевизору фильм или матч, но сегодня ничего не вызывает у меня интереса. Я привезла с собой кое-что почитать, поэтому открываю учебник по философии на главе про логику и рассуждения.
Я читаю минут тридцать, но мыслями постоянно возвращаюсь к мобильному, ожидая, когда в Оклахоме наступит полдень. Как быстро моя жизнь сосредоточилась вокруг оклахомского времени. Мама поглощена работами своих учеников, поэтому, дождавшись нужного часа, я подхватываю учебник и возвращаюсь к себе в спальню, чтобы написать Нейту.
Подобрать правильные слова оказывается непосильной задачей. Последние сорок восемь часов я думала только о нашем поцелуе – и о том, как сильно хочу его повторить. Но не могу же я писать об этом. Ну, то есть, наверное, могу. Но мне несвойственна такая откровенность.
Вот на чем я остановилась. Глупее этих трех слов не придумать. Прямо-таки спортивный репортер. Я просмотрела расписание матчей, ожидая вылета в аэропорту, и знаю, что сейчас перерыв между играми. Макконнелл играет сегодня, и я надеюсь перехватить Нейта во время обеда.
Спустя пять минут ожидания я уже как на иголках. Чтобы отвлечься, вытаскиваю свою сумочку и начинаю рыться в ней, выгребая старые чеки и ненужное барахло. Натыкаюсь на визитку мамы Нейта и решаю зайти на ее сайт. Вбиваю адрес, и на экране появляется серия фотографий причудливой металлической скульптуры ярких цветов из переплетенных тел – людей и животных. Никогда не видела ничего подобного.
У мамы Нейта три художественных галереи: одна – в Новом Орлеане и две – в Калифорнии. Чем больше страниц я листаю, тем сильнее впечатляюсь. Своими руками я бы никогда в жизни такое не сотворила. Помешали бы извечные сомнения и волнение. У всех скульптур Кэти своя история. Подписей у фотографий нет, но я вижу эту историю сама: читаю ее в каждом изгибе металла, в каждом нюансе.
Сообщение Нейта возвращает меня в реальность, а игривый тон тут же вызывает на лице улыбку.
Отсылаю сообщение и сразу жалею об этом. Вряд ли Нейт оценит мою шутку после того, как пообещал меня ждать. Я уже собираюсь написать, что пошутила, когда приходит ответ: