Это по-настоящему

– Что ты тут делаешь? – произносит она. Тембр ее голоса такой высокий, что перекрикивает даже музыку.

– Привет, Клаудиа, – немного натянуто отвечаю я.

Ее глаза в ужасе смотрят на сцену, а потом опять на меня.

Она подходит ближе:

– Ты не должна здесь находиться.

– Почему это? – Я пожимаю плечами. – Потому что Окли не хочет меня видеть? Ну и что. Я кое-что должна ему сказать.

– Но…

Я прохожу мимо нее и делаю еще один шаг к сцене. Мне безразлично, что Клаудиа на меня злится. Пейсли права. Я должна поговорить с Окли. Пусть он посмотрит мне в глаза и объяснит, что случилось.

Я выглядываю как раз в момент, когда он берет последний аккорд песни. Потом ухмыляется:

– Вам понравилось, я смотрю?

Стадион ревет.

Он немного поворачивается, и я разочарованно ворчу, потому что теперь мне ничего не видно, кроме его затылка. Так что я подкрадываюсь еще немного вперед и радостно вздыхаю: мне снова виден его профиль. Он общается с публикой – рассказывает о том, как записывался альбом.

– Мой продюсер Донован Кинг – вы его знаете, да? – бросил мне в голову карандаш во время той джем-сессии, когда мы это написали. Чуть не выколол мне глаз!

Стадион оглашается хохотом. Пол вибрирует у меня под ногами.

Вдруг что-то касается моей руки. Нет, не что-то, а кто-то! Клаудиа тянет меня прочь, пытаясь утащить от сцены. Я с презрением смотрю на нее, и она моментально отпускает мою руку, отходит в сторону и принимается что-то яростно печатать на телефоне.

– Но оно того стоило, потому что в итоге мы написали кое-что изумительное. Это менее известная песня, но прошу вас дать ей шанс – в конце концов, я из-за нее чуть не лишился глаза!

Окли, продолжая ухмыляться, ставит гитару и поворачивается к технику, у которого уже наготове другая.

И в этот момент замечает меня.

У него в буквальном смысле отвисает челюсть, несколько секунд он стоит, словно врос в сцену.

И смотрит на меня.

Я тоже на него смотрю.

Надо бы что-то сделать – улыбнуться, или помахать, или еще что-нибудь, – но какой смысл? У него концерт. Не может же он… О господи, он что, серьезно идет сюда?

Я ошеломленно гляжу на него, и тут он бросает в микрофон:

– Подождите минутку, ребята.

И потом Окли Форд прямо посреди собственного концерта через всю сцену бежит в мою сторону.

– Что ты тут делаешь? – требовательно спрашивает он. Пот стекает у него по шее и по лбу. Сейчас его окружает особая сценическая аура – он кажется выше, красивее, увереннее. Таким я его еще никогда не видела.

– Не знаю, – запинаясь, бормочу я. Господи, что вообще заставило меня подумать, что этот человек, у которого не просто есть дело жизни, но который еще и вдохновляет им других, захочет быть со мной? Он – Окли Форд. А я – Вонн Беннетт. Ну конечно, он меня бросил.

– Дай угадаю. Нравится, когда поигрывают мускулами? – говорит он немного зло, словно обвиняя.

Я облизываю губы, не зная, что ему ответить.

– Или ты все-таки решила сообщить мне о разрыве лично? – горько добавляет он. – Могла бы не трудиться. Я и так все понял. Было довольно доходчиво.

Тут я окончательно перестаю что-либо понимать, и у меня вырывается:

– Ты о чем вообще?

Он хмурится:

– Издеваешься?

Я начинаю злиться.

– Вообще-то это ты мог бы сообщить мне о разрыве лично. Хотя я и так все поняла. Было довольно доходчиво! – издевательски повторяю я за ним.

Ок растерянно моргает:

– Что вообще творится?

– Не знаю! – ору на него я.

Мы стоим и смотрим друг на друга, и я вижу на его лице то же самое непонимание, которое чувствую сама. Мысли скачут в голове, и невозможно сосредоточиться, но я делаю вдох, заставляя себя немного успокоиться.

– Ты заблокировал мой номер, – наконец говорю я.

Он ошарашенно говорит:

– Ничего подобного.

Мы снова смотрим друг на друга.

– А ты написала мне сообщение, что мы расстаемся.

– Ничего подобного!

А потом до нас обоих вдруг доходит, и мы одновременно поворачиваемся к Клаудии.

– Что ты сделала? – рычит на нее Окли.

Ее красные щеки и виноватый вид сразу сообщают нам: догадка верная.

– Черт побери! – орет Окли. Затем делает глубокий вдох, явно пытаясь прийти в себя, и когда снова обращается к Клаудии, его тон холоден как лед:

– То сообщение… Как ты это сделала?

Клаудиа уставилась вниз, на свои дорогущие туфли:

– Мы подменили номер у тебя в телефоне. На самом деле сообщение отправила Эми.

Я смотрю на нее, открыв рот.

– Но почему? – не сдержавшись, выдыхаю я. – Зачем вы заставили нас расстаться?

– А ты как думаешь?! – кричит она своим неестественно высоким голосом. – Ты подрывала его имидж, Вонн! Вся та картинка, которую мы старательно создавали про ваши цельные и здоровые отношения, – все это коту под хвост, потому что кое-кому не хватило ума! Вот зачем было изменять Окли с басистом? – она тяжело дышит. – Мы с Джимом просто пытались разгрести последствия!

– С Джимом? – встревает Окли, и его глаза пылают яростью. – Он тоже в этом участвовал?

Клаудиа фыркает:

– Мы пытались тебя защитить, Ок. Тебе нужно сосредоточиться на туре, а не на любовном скандале. Мы приняли пиар-решение.