Это подиум, детка! Сага о московских куколках

Он посмотрел на меня задумчиво, и вдруг – это было так удивительно! так удивительно! – по телу моему заструились мурашки: сначала весенним ручейком, потом мощным полноводным потоком! Я и не думала никогда, что с девушками моей профессии такое бывает. Настолько привыкла, что это всегда происходит с другими, сидящими напротив меня. Они, другие, волновались, вожделели, потели, ерзали, у них вставали члены и слегка поднималась температура. Я же просто любезно делала вид, что мне тоже хочется. А иногда и не делала – все равно они ничего не замечали.

А тут…

Я даже заволновалась – а что, если по выражению моего лица он поймет, что со мной происходит? Как я реагирую на его взгляд, на его голос и на случайные – ну ей богу ничего личного – прикосновения к моей руке? И тут же успокоила себя – меня разгадать невозможно. Люди из моего модельного прошлого говорили, что я как Снегурочка, у меня неэмоциональное лицо – для модельного бизнеса это очень плохо, а для такой вот ситуации, когда сидишь напротив мужчины, а в щеки бьется раскаленное внутреннее море – наоборот, хорошо.

Я подняла взгляд на Рамкина. И догадалась, что на этот раз Снегурочка проиграла. Он все понял, как пить дать. И даже не стал задавать сакраментальный вопрос – «ну что, к тебе или ко мне?» Просто поднял руку, подзывая сутулую официантку, расплатился, оставив щедрые чаевые, подал мне руку, помогая с подоконника слезть.

– Моя студия здесь, в двух шагах.

И мы торопились бок о бок, и я снова превратилась в ту никчемную застенчивую Алену, которая не знает куда деть руки, вечно спотыкается, пятнисто краснеет и, вместо того чтобы сказать что-нибудь роковое и умное, только усмехается по-дурацки – «гы-ы-ы»…

Его студия занимала просторную комнату в старом особнячке на Рождественке. На двери было три замка – громыхая ключами, Валера немного нервничал и три раза путал скважины. Его нервозность по странному закону гармонии внушала некоторую уверенность мне.

Мы не играли в вежливость, не пытались сделать вид, что я пришла сюда случайно, чтобы посмотреть на его фотоработы или позировать самой. Он набросился на меня уже в прихожей, сорвал с меня ветровку, футболку, потом и лифчик. Он превратился в многорукое индийское божество – казалось, ладони его были везде, на моей спине, груди, плечах, ягодицах. Он что-то бормотал – что-то нежное и влажное, а я не слушала. Я была тем участком тела, до которого дотрагивался его горячий рот. Он целовал выпирающую косточку ключицы – и все существо мое устремлялось туда, в выпирающую косточку ключицы, сосредотачивалось там пульсирующей точкой. Он целовал колени – и в тот момент я была коленями. Он целовал пупок – и я сама пупком и была. За те минуты, что мы суетливо барахтались на полу в прихожей, я успела побыть даже собственными ягодицами.

А потом… Я плохо помню, как именно это было. Не помню даже, как мы переместились из прихожей в саму студию – там был кожаный офисный диван. Моя потная спина прилипала к кожаным сиденьям, мои ноги крепко обнимали его талию, мои веки были плотно сомкнуты, но все равно я почему-то видела прямо перед собою его лицо. Кажется, я кричала.

Когда все закончилось, он отстранился и, как любовник из плохого кино, закурил. Я привела организм в вертикальное положение, поправила волосы, потянулась за футболкой. Улыбнулась. Хотела сказать какую-нибудь ничего не значащую нежность, которая в тот момент казалась мне философским откровением, а на самом деле была постсоитальной банальностью, которую до меня произносили миллионы расслабленных сексом женщин. Но не успела.

Валера повернул ко мне голову, посмотрел пристально и как-то странно сказал:

– Значит, ты все-таки пошла по этой дорожке.

– Какой именно? – насторожилась я.

– Не притворяйся, Аленка, – поморщился Рамкин, – думаешь, я совсем дурак наивный? Не смогу узнать профессионалку?

Слово-то какое оскорбительное – профессионалка…

– Валер, я что-то и правда не понимаю…

– Все ты понимаешь, – перебил он, – только вот почему ты сразу не сказала?

– А ты не спрашивал, – усмехнулась я.

– Ну и какой у нас тариф?

– Думаешь, сможешь меня обидеть? – я вскочила с дивана, и взгляд мой заметался по комнате в поисках джинсов и трусов.

– А не думаешь, что только что обидела меня? – прищурился он, талантливо играя ледяное спокойствие.

Этакий Мистер Невозмутимость, обнаженный, с опустошенным мягким пенисом, курит спокойно на диване, а вокруг него мечется растрепанная истеричка с засосом на правой ключице.

– Чем же я тебя обидела, Валерочка? – я застыла с лифчиком в руках. – Может быть, тем, что раз в жизни попробовала быть искренней? Или тем, что прекрасно сориентировалась в той жизни, в которую ты меня привел? Ты, прошу заметить, не кто-то другой.

– Только вот не надо перекладывать на меня вину. Я просто привез тебя в Москву. Хотел как лучше. Думал, ты звездой станешь, моделью. А ты, Аленушка, стала блядью. А могла бы убраться в свой Зажопинск, остепениться.

– Спасибо за совет, – я оделась, неаккуратно прихватила волосы бархоткой.