Это происходит в Египте в наши дни

По крайней мере, ты получишь сегодня продукты.

— А ты?

— А я невезучий. Что поделаешь!

Я не ответил, и мы снова замолчали. Я знал, что теперь ад-Дабиш будет молчать до вечера, он скуп на слова. Мне было не по себе. Я сказал:

— Ты ведь знаешь мое положение. Но если я смогу, я поделюсь с тобой.

— Я ничего не прошу, — отрезал он.

— Будь у нас деньги, можно было бы купить продуктов у тех, кто получит помощь несколько раз, или у тех, кто получит для себя, но не скормит своим ребятишкам, а продаст, чтобы получить деньги.

Ад-Дабиш остановился и шепотом спросил:

— Ты сказал, у тех, кто получит помощь несколько раз?

— Для точности, у тех, кто получит десять раз.

— Как это может быть?

Я обрадовался, что мне удалось его разговорить.

— Ты что, брат, слепой? Жизни не знаешь? Думаешь, среди богатеев останется хоть один, кто не получит помощи? И не важно, беременная у него жена или нет. Ей даже не придется идти к больнице.

— Объясни-ка мне получше.

— Наши отцы говорили: кто не повинуется тебе, тому повинуешься ты. Конечно, ни одна из тех, чьи руки-ноги окрашены хной, не пойдет получать продукты. Продукты сами придут в дом. Сегодня я узнал, что начальник деревенских сторожей возьмет свою служанку, которую он выдал замуж за своего слугу — а она беременная и к тому же больная и из-за болезни про помощь ничего не слышала, — возьмет ее и поведет к доктору. Ей скажет, что на осмотр, а сам получит за нее помощь. Инспектор школы приведет уборщицу, она тоже беременная.

— Ловко… ловко, — пробормотал ад-Дабиш.

— Кому нужно, придумает ход. Люди на все идут.

— Совести у них нет.

— При чем здесь совесть! Всякий порядок устанавливается не для того, чтобы его соблюдать, а для того, чтобы его обходить. И для этого существует тысяча способов. Есть хитрецы почище Абу Зейда.

— Значит, нужно действовать.

— Шевели мозгами.

По всему было видно, что ад-Дабиш приободрился. Он зашагал быстрее, перекинул мотыгу с одного плеча на другое, изо всех сил размахивал свободной рукой. Работали мы в тот день далеко, но всю оставшуюся до поля дорогу не разговаривали. Ты спрашиваешь меня, о чем думал ад-Дабиш? Если бы я сказал, что знаю, то соврал бы. Помню только, что, придя на место, он вздохнул и обратился не то ко мне, не то к самому себе:

— Ждать нечего.

В глазах его был какой-то странный блеск. Но блеск исчез, как только мы увидели владельца поля.

Офицер прервал свидетеля:

— Он ничего не говорил о том, что замыслил подложить жене живот?

— Нет.

— Врешь!

— Не вру.

— Все люди говорят, что ты лучший друг ад-Дабиша.

— А кто из них знает ад-Дабиша? Он не любит говорить. Он считает, что мужчина тот, кто хранит слова про себя, а не тратит их даром.

— Он когда-нибудь ругал председателя совета, доктора или омду?

— Никогда.

— Высказывался о визите американского гостя?

— А что мы знаем об этих делах, господин офицер? Мы рады, что гость будет проезжать через нашу деревню, потому что нас всех соберут и поставят вдоль дороги, освободят от работы. И мы будем кричать то, что нам прикажут. Когда проезжают важные гости, случается раздают и еду, и чай, и сигареты.

— Ад-Дабиш не говорил, что он против визита?

— Аллах с вами, господин офицер.

Офицер отпустил свидетеля, взглянул на писаря, многозначительно сказал, что показания Гульбана подтверждают преднамеренность преступления и то, что сам Гульбан был главным подстрекателем. Затем он хлопнул в ладоши, и солдат вызвал следующего свидетеля.

Феодал образца 1974 года задается вопросом: почему бедняк зарится на собственность богатого?