«Это просто буквы на бумаге…» Владимир Сорокин: после литературы

В «Метели» Сорокин представляет китайскую экспансию в России как неизбежное развитие мировой истории. Вторжение китайцев разрушит европейскую Россию провинциальных докторов и скромных интеллигентов. В то же время попытка сохранить «чеховскую» Россию безнадежна, поскольку ее уже заменила консервативная Россия-Евразия, а чеховские интеллигенты навсегда подчинены бюрократии и подвержены человеческим слабостям потребительства. Проблеск надежды, который появился в либеральные 1990-е, погас, по мнению Сорокина, с укреплением новой власти авторитарной элиты в конце десятилетия[612].

Сорокин считает проникновение Китая в российскую жизнь одновременно неизбежным и абсурдным явлением: несмотря на то что в течение многих веков культура России попеременно тяготела то к Западу, то к Востоку, Китай, как правило, исключался из этой дихотомии[613]. Тем не менее тексты Сорокина показывают, что синификация – неизбежный результат политического и экономического развития в XX веке. В интервью, данном автору этой статьи, Сорокин сказал, что, хотя китайская экспансия и неизбежна, он не испытывает враждебных чувств к Китаю. Он указал, что изобилие китайских элементов в его текстах служит доказательством его позитивной оценки развития общей русско-китайской истории[614]. Синтез России и Китая представляется Сорокину явлением в некоторой степени эстетическим. В другом интервью он отмечал, что его «завораживает идея китайской гегемонии. Завораживает идея алхимического брака между Китаем и Россией. Мне кажется, из этого может выйти нечто великолепное»[615].

В начале 2000-х большинство русских граждан не разделяли взглядов Сорокина на российско-китайские отношения. Социологические опросы, проводимые в эти годы, и публикации в СМИ свидетельствовали о гораздо более скептических и даже алармистских настроениях[616]. Однако последующие опросы показывают, насколько дальновиден был Сорокин как социолог: по данным «Левада-Центра», между 2003 и 2011 годами практически каждый год все больше русских считали Китай скорее союзником России, чем ее соперником[617].

Однако Сорокин, оставаясь верным иронии и двусмысленности, характерным для постмодернизма, рисует более сложный, неоднозначный образ Китая. Несмотря на положительное отношение к Китаю, выраженное во многих интервью, в «Метели» образ Китая – это, с одной стороны, образ экономической и потребительской силы, которая сокрушит «сверхчувственный мир» России вместе с его гуманистически настроенной интеллигенцией. С другой стороны, Сорокин показывает, что Китай способен влить новые силы и создать новую эстетику в выхолощенном советско-российском пространстве. Мережковский считал, что победить «мещанство» и «грядущее хамство» сможет только пришествие и полное принятие христианства[618]. Платон Ильич, герой сорокинской «Метели», видит спасение в индивидуализме и гуманизме, унаследованных от прежних поколений русской интеллигенции и вдохновленных идеями европейского Просвещения. Сорокин же предлагает альтернативное решение, в котором эстетическое «великолепие» от «алхимического брака» между Россией и Китаем сыграет роль апокалиптически-очистительной метели Блока, чьи строки Сорокин не случайно выбирает в качестве эпиграфа к своей повести.

Kulturpolitik и «мягкая сила» Китая в фильме «Мишень»

С 2007 по 2011 год Сорокин сотрудничал с режиссером Александром Зельдовичем во время съемок фильма «Мишень» (2011). Фильм повествует о жизни московской элиты 2020 года – его герои Виктор, «министр недр и природных ресурсов Российской Федерации», его жена Зоя и ее любовник, высокопоставленный таможенник Николай. «Мишень» пытается определить причины и вообразить последствия тотального уныния и апатии, царящих в современном российском обществе. Сюжет фильма, так же как и многие детали из жизни отдельных персонажей, сливается в общий приговор элите, которая сложилась на рубеже XX–XXI веков, когда Россия вернулась к авторитарным стратегиям в своей политике.

Появившись на экранах в 2011 году, этот фильм развивает приемы, заявленные десятилетием раньше в «Голубом сале». Китайские элементы кажутся вполне органичными в мире «Мишени» и производят даже более сильное впечатление, чем в «Голубом сале», благодаря аудиовизуальным эффектам кинематографа. В целом герои принимают и даже приветствуют китайско-российскую интеграцию. Фильм начинается с разговора между Виктором и китайским журналистом, который пишет его биографию. Виктор свободно говорит по-китайски и рад тому, что о его жизни узнает «миллиард [китайских] читателей»[619].