«Это просто буквы на бумаге…» Владимир Сорокин: после литературы

А. В.: И в ней вы решали для себя проблемы больше литературные или выплеснули накопившуюся злость, эту самую иронию по отношению к текущей действительности?

В. С.: Я решал несколько проблем. И литературные, и экзистенциальные. Я не ставил задачи написать сатиру, хотя ничего и не имею против этого жанра, – он один из самых древних и один из самых достойных. Но прежде всего мне хотелось написать эдакую народно-лубочно-ярмарочную книжку, я специально хотел, чтобы она вышла накануне книжной ярмарки и была похожа на расписную матрешку. А вот что внутри – это уже судить вам, читателям. Для меня книга перекликается с моими ранними вещами, со сборником «Первый субботник», например. Но называть его сатирой я бы поостерегся.

А. В.: Во всяком случае, это не та сатира, которая возможна, например, в газете.

В. С.: Действительно, в газетах все получается плоско и жанрово. Это с одной стороны. С другой – далеко не все себе можно позволить в современных газетах, и в них практически не принято критиковать нашу власть. Это, собственно, последнее завоевание новой эпохи. А литература, получается, осталась наиболее живым местом в нашей стране.

А. В.: Для вас это не первый опыт «альтернативной истории». В упоминавшемся вами сборнике «Первый субботник» был, к примеру, рассказ «Дорожное происшествие», который начинается с картины вестернизированной, американизированной России.

В. С.: Ну да, этот рассказ был написан в 1984 году. Там герой попадает в некий придорожный кабак, где заказывает себе дабль-смирнофф и расплачивается рублем с изображением профиля президента. Небольшое предсказание, собственно… Чем хороша Россия? Можно бесконечно фантазировать о ее будущем. И эти фантазии когда-нибудь вдруг становятся реальностью… Для писателя в этом смысле здесь Эльдорадо. Я фантазировал о России проамериканской, прокитайской (в «Голубом сале»), теперь – о прославянской – в «Дне опричника».

А. В.: Отправная точка для ваших построений – то, что в какой-то момент россияне решили отгородиться от мира Великой Русской Стеной.

В. С.: Я пошел по пути такого допустимого предположения, которое вполне исполнимо – если в один прекрасный момент наше правительство «по многочисленным просьбам трудящихся» вдруг пойдет на полную изоляцию России, на восстановление железного занавеса. В данном случае не железного, а каменного, архаического такого – из наших родимых русских кирпичей… Но на самом деле будущее абсолютно туманно. Не только для обывателей, но и для правительства тоже. И именно это интересно для литературы: ты можешь написать все что угодно, и ты всегда можешь стать альтернативным историком – это будет уместно, и в этом нет никакой натяжки. Закон русской метафизики! В принципе это в русской традиции: вспомните хотя бы роман Чернышевского «Что делать?». Это же фантастика, но ею зачиталось целое поколение. Тот же «учинитель Красной Смуты», несмотря на то что был человеком циничным и несентиментальным, признался, что этот роман его перепахал. И для нас, литераторов, это вечный дар этой земли. Но для граждан… Непредсказуемость жизни тяжело действует на наших женщин. Они теряют женственность.

А. В.: Какая связь?

В. С.: Дело в том, что от них зависит продолжение рода, и, если женщина не уверена в завтрашнем дне, причем неосознанно, на подсознательном уровне, это определенным образом ее перестраивает – и психику, и физиологию.

А. В.: Тогда общественная модель, предложенная вами в «Дне опричника», основанная на фундаментализме, православии-самодержавии-народности, на каком-то, скорее, крестьянском, сезонно-циклическом архаичном мироощущении, как раз с этой точки зрения должна подходить. Именно женщинам.

В. С.: Я был в Берлине, общался там с одной молодой композиторшей, она эмигрантка, я ей вкратце рассказал, что сейчас пишу. Вот, мол, такая идея, что Россия отгородилась от Запада Великой Русской Стеной… Она говорит: ой, господи, если бы это случилось, я бы назавтра же прилетела в Москву!

А. В.: В составе группы «возвращенцев» – как в 1930–1940-е годы?

В. С.: Да-да, для которых писали на вагонах: «Родина простила, Родина ждет!» Но это не шутка на самом деле. Многие считают, что все наши беды начались с разрушения железного занавеса.

А. В.: А вы как считаете? В чем корень наших бед?

В. С.: Я считаю, что вопрос нерелевантно поставлен. Я убежден, что на мой век хватит России, в которой я сейчас живу. Другой не будет.

А. В.: У вас в книге прорицательница Прасковья Тобольская на вопрос героя «Что будет с Россией?» отвечает: «Будет ничего!»

В. С.: Можно понимать это двояко: «ничего» – это по-нашему «не так плохо»… Ясно, что изменение чего-то должно сопровождаться изменением ментальности. Но ментальность народная не может измениться так быстро. Может, она вообще не меняется.