Это просто цирк какой-то!

Володя Агеев, пользуясь паузой, улетел в Москву к дочке, с ним полетел и Олег Таймень, чтоб посмотреть состояние Анечки. Ковбой, Сашка-Чингачгук и Димка, третий верхний из агеевского номера, уехали в Сухум с Барским и остальными. Костя, отправив реквизит, попрощался со всеми, сказал: «Увидимся у моря!» – и умчался куда-то на красном «Кавасаки», а я затосковала всерьез. Почему я решила, что мы снова поедем в товарном вагоне и Костя будет рядом целых четыре, а то и пять дней? У него свои дела и совершенно отдельная, прекрасная жизнь – так думала я и очень хотела домой, но попросить короткий отпуск, чтоб повидать маму, стеснялась. К счастью, у меня же был пожилой мой ангел – Фира Моисеевна, которая видела все и все понимала. Она сказала Барскому:

– Юра, я навестила бы Дину. Она меня к хирургу сводит, нога что-то опять болит, а у нее отменный специалист есть в друзьях. Да, Лору беру с собой, она скучает по маме. Привезу ее к началу. Пусть домашних котлет поест, вон, одни глаза остались на мордочке.

Барский легко отпустил нас, но тут неожиданно и не очень хорошо выступил Женька. Ему совершенно не улыбалась перспектива ехать в Сухум без меня, и он попробовал было тоже попросить отпуск у Давида Вахтанговича, но тот просьбы не понял (и был прав, конечно):

– Биджо[43], а кто же работать будет? Если б ты раньше сказал, мы бы взяли человека. Теперь где мне брать руки, когда приедем? Да еще и на несколько дней всего, до твоего возвращения, кто к нам работать пойдет? Ты месяц только отработал, какой отпуск? Совесть имей, да?

Я ужаснулась: просьба Женьки звучала крайне глупо и несвоевременно, была самой настоящей подставой, и шпрех отказал совершенно справедливо. Очень было стыдно. Я уговаривала, просила, настаивала, объясняла, но доводы не подействовали. Женька психанул и демонстративно пошел собирать вещи, навсегда лишив себя таким образом возможности вернуться в цирк. Ведь если бы он вдруг захотел снова поработать на манеже, любой шпрехшталмейстер связался бы с Давидом Вахтанговичем и спросил, как проявил себя этот парень? И услышал бы правду. Кто возьмет в семью ненадежного товарища? Только не цирковые.

Заодно Женя лишился и моря с горами, и субтропиков, которые, как и я, никогда не видел. Ну, и моей компании на следующие неизвестно сколько месяцев – ко всему прочему. Очень умно поступил. Зато домой мы возвращались вместе. Он же еще и обиделся непонятно на что, в автобусе мрачно молчал и в наших с Фирой Моисеевной разговорах участия не принимал.

20. Антракт

Дома в мое отсутствие случилось неожиданное: нарисовался мой биологический папа. Внезапно. Весомо дал о себе знать родитель, как из пушки пальнул, хоть и через столько лет. Мама пребывала в недоумении, и очень хорошо, что я привезла отвлекающий фактор в лице драгоценной Фиры Моисеевны, которую нужно было в короткий срок немножечко пообследовать, а то мне могло влететь за самодеятельность по первое число.

Дело в том, что я появилась на свет весьма неожиданно. То есть очень, очень «ожиданно», но когда уже и не ждали. Мамочка, побывав дважды замужем, так ни разу и не забеременела. Врачи разводили руками: абсолютно здорова, прекрасные анализы, отличная физическая форма. Мужья мамины в этом смысле тоже были в полном порядке, а вот не получался ребеночек, и все тут (еще молодой Барский, кстати, на плече у которого моя тоже молодая мама иногда вздыхала по этому поводу, был готов жениться хоть завтра и так, без детей, я его за это теперь дополнительно любила). Испробовав все доступные в то время методы, ближе к сорока годам мама смирилась.

И немедленно встретила моего отца. Очень красивая, взрослая, утонченная, умная, с изысканным вкусом и удивительным чувством юмора, мама влюбилась так, что, как она сама однажды призналась, «прямо подгибались колени, когда я его видела». Папаша будущий тоже дурачком не был, ринулся завоевывать со знанием дела. Он считался завидным женихом, недавно отметил пятидесятилетие (никто не верил, и небезосновательно, я видела фотографии того периода), прекрасно зарабатывал, был знаменит, награжден, а еще не имел в прошлом ни браков, ни детей, а значит, и алиментов. Не давался оголтелый холостяк ни балеринам, ни певицам, коих вокруг (в силу рода деятельности папа́) было в изобилии.

Народный артист, красавец, певец (кроме шуток, оперный певец) однажды был приглашен директором неважно какого цирка на премьеру и зачем-то согласился, хоть никогда особо и не жаловал пеструю толпу цирковых – был воспитан на классической музыке и балете. Сидел в директорской ложе, вежливо хлопал и немного скучал. Пока гимнастка, только что закончившая трюк, не съехала по першу вниз и не оказалась прямо перед ним – номер завершался общим комплиментом, артисты стояли по окружности манежа. В общем, «так узнала мама моего отца».