Это слово – Убийство

Вернулся Брюс с подносом: три крошечные чашки кофе и тарелка с четырьмя трюфелями из белого шоколада, составленными пирамидкой.

– А успешные постановки у вас бывали? – спросил Готорн.

Клунс явно оскорбился.

– Оглядитесь! Неужели вы думаете, я смог бы позволить себе такой дом, если бы в свое время не сделал хитов? Да если хотите знать, я был одним из первых инвесторов «Кошек» и с тех пор вкладывал деньги в каждый мюзикл Эндрю![9] «Билли Эллиот», «Шрек», Дэниэл Рэдклифф[10] в «Эквусе»… На мою долю хватило успеха, не сомневайтесь! И «Марокканские ночи» могли бы выстрелить, только не срослось. Такой бизнес… Уверяю вас, Дайана Каупер не таила на меня зла: она прекрасно осознавала степень риска; к тому же деньги не такие уж существенные…

– Пятьдесят штук?!

– Это для вас пятьдесят штук – значимая сумма, мистер Готорн. Для большинства людей значимая, но Дайана могла себе позволить, иначе не стала бы рисковать.

Повисла пауза. Готорн изучающе разглядывал продюсера недобрыми глазами.

– Миссис Каупер не сказала вам, где была в то утро?

– До обеда? Нет.

– Она посетила агентство ритуальных услуг в Южном Кенсингтоне, организовала собственные похороны.

Клунс держал в руках крошечную чашку, слегка оттопырив мизинец. Услышав эту информацию, он поставил чашку на столик.

– Правда? Вы меня удивили.

– За обедом она не упоминала об этом?

– Нет, конечно, я бы запомнил!

– Вы сказали – миссис Каупер «думала о своем». Она не рассказывала, что именно ее беспокоит?

– Упомянула одну вещь. – Клунс помедлил, вспоминая. – Мы говорили о деньгах, и она сказала, что ее кто-то преследует. Все из-за той аварии в Кенте.

– Она сбила двоих детей, – сказал я.

– Верно, – кивнул продюсер и выпил кофе одним глотком. – Лет десять лет назад, мы только познакомились. Дайана жила одна, муж умер от рака… печально. Он работал дантистом, много звездных клиентов. У них был славный домик у моря. На момент аварии у нее гостил Дэмиэн – то ли между турами, то ли снимался на Би-би-си, уже и не вспомню. В общем, Дайана была совершенно не виновата. Дети побежали через дорогу за мороженым, а она выехала из-за угла и просто не успела остановиться. Я долго разговаривал с судьей: он считал, что ее вины тут нет никакой. Конечно, бедняжка сильно переживала. Вскоре после этого вернулась в Лондон и, насколько я знаю, так больше и не садилась за руль. Что ж, ее можно понять – ужасная трагедия…

– А она не сказала, кто именно ее преследует? – спросил Готорн.

– Сказала – Алан Гудвин, отец мальчиков. Он заходил к ней со всякими требованиями.

– Чего хотел?

– Денег. Я посоветовал ей не связываться. Все это случилось давно и уже не имеет к ней никакого отношения.

– Миссис Каупер не упоминала о записках от него? – спросил я.

– О записках… – Клунс глядел куда-то в пространство. – Да вроде нет. Сказала только, что он заходил и теперь она не знает, как быть.

– Минутку! – перебил Готорн. – Вы упомянули, что разговаривали с судьей. Как это получилось?

– Мы с Найджелом Уэстоном старые друзья. Кстати, он тоже вкладывает деньги в постановки. На «Клетке для чудаков» очень неплохо заработал.

– Вы хотите сказать, что Дайана Каупер, инвестор вашего шоу, сбила насмерть ребенка, и ее оправдал судьей, который тоже является инвестором? Чисто ради интереса – они знакомы?

– Не знаю. – Клунс насторожился. – Вряд ли. Надеюсь, вы не намекаете, что тут дело нечисто?

– Это мы выясним. А мистер Уэстон женат?

– Понятия не имею, а что?

– Да так…

Спускаясь по лестнице, я заметил, что Готорн весь ощетинился. Мы вышли из дома, завернули за угол, Готорн остановился и щелкнул зажигалкой. Некоторое время он яростно курил в молчании, избегая моего взгляда.

– Что с вами? – спросил я наконец.

Он не ответил.

– Готорн?..

Он обернулся, злобно сверкая глазами.

– А тебе все по барабану, да? Так и должно быть? Чертов педик, сидит такой довольный, вокруг одна порнуха…

– Что?!

Я был неподдельно шокирован тем, как это прозвучало: «пе-е-едик», с подчеркнутой брезгливостью, словно что-то мерзкое, чужеродное.

– Во-первых, никакая не порнуха! Вы хоть представляете, сколько это все стоит? И во-вторых, нельзя его так называть.

– Как?

– Как вы назвали.

– Педиком? – Готорн скривился. – А кто он, по-твоему?

– Его сексуальность тут ни при чем.

– Это как сказать, Тони. Если он стакнулся со своим дружком-судьей, чтобы снять Дайану Каупер с крючка…

– Так вот почему вы спросили, женат ли Уэстон! Думаете, он тоже гей?

– Я бы не удивился. Такие держатся друг за друга.

Я замолчал, обескураженный, пытаясь подобрать слова. Неожиданно все встало с ног на голову.

– О чем вы? Какие «такие»? Никто так не говорит!

– Да мне насрать! – Готорн бросил на меня свирепый взгляд. – Ты-то ясное дело – писатель, работаешь на ТВ, у тебя наверняка полно гомиков в друзьях. А вот я их терпеть не могу – кучка извращенцев! Я прихожу в чей-то дом, вижу на стене огромный член, узнаю, что у хозяина дружок-извращенец, который вкладывается в постановку извратного мюзикла и которого, возможно, убедили извратить отправление правосудия… Говорю как есть! Тебе что-то не нравится?

– Да, не нравится!