Это смертное тело

— …и я не стану спорить, что ситуация неприятная.

— Вы ее так называете?

— Но я хочу, чтобы вы поняли…

— Отойдите от меня. — Миёси Мацумото оттолкнула Изабеллу и направилась к входу. — Хиро, вызови адвоката. Вызови кого-нибудь. Не дай ей сюда войти.

Миёси вошла в здание, а Изабелла осталась на улице вместе с Хиро Мацумото. Он стоял, скрестив на груди руки, и смотрел в землю.

— Вмешайтесь, пожалуйста, — сказала ему Изабелла. Похоже, он призадумался над ее просьбой, и у Изабеллы мелькнула было надежда, но японец ее разочаровал:

— Этого я не могу сделать. Я чувствую то же, что и Миёси.

— А именно?

Хиро Мацумото поднял голову. Его глаза мрачно смотрели на Изабеллу из-за блестящих стекол очков.

— Ответственность.

— Вы же в этом не виноваты.

— Я виноват не в том, что случилось, — возразил он, — а в том, чего не случилось.

Он кивнул Изабелле и пошел к двери. Сначала Изабелла шагала позади него, а потом поравнялась с виолончелистом. Они вошли в больницу и направились к палате Юкио Мацумото.

— Никто не ожидал этого, — сказала Изабелла. — Мой подчиненный заверил меня, что он не приближался к вашему брату. По его словам, Юкио увидел или услышал что-то, а возможно, почувствовал — мы не можем знать, что это было, — но только он вдруг бросился бежать. Как вы сами сказали…

— Суперинтендант, я не это имел в виду.

Мацумото замолчал. Мимо них шли люди, посетители, они несли цветы и шары своим близким. Служащие больницы следовали по своим делам из одного коридора в другой. Над их головами из репродуктора звучал голос: в операционную просили зайти доктора Мэри Линкольн; позади них два санитара попросили посторониться: они везли на каталке пациента. Мацумото прислушивался и присматривался к обстановке, прежде чем продолжить свою мысль.

— За долгие годы мы с Миёси делали для Юкио все, что могли, но этого оказалось недостаточно. Мы занимались собственными карьерами, и нам легче было дать ему волю, чтобы самим полностью отдаться музыке. Юкио нам в этом помешал бы… — Хиро покачал головой. — Как мы могли так отстраниться, Миёси и я? А теперь это. Как мы могли так низко пасть? Мне очень стыдно.

— Вам нечего стыдиться, — возразила Изабелла. — Если он болен, как вы говорите, если он не принимает лекарств и состояние его психики вынуждает его сделать что-то, то вы не несете за него никакой ответственности.

Хиро дошел до лифта и вызвал кабину. Двери открылись, он молча вошел, и Изабелла последовала за ним.

— Вы опять не поняли меня, суперинтендант, — сказал он тихо. — Мой брат не убивал эту бедную женщину. Можно объяснить все: кровь на нем и на… этой штуке, которую вы нашли в его комнате…

— Тогда, ради бога, позвольте мне услышать от него объяснение. Пусть скажет, что он сделал, что ему известно и что случилось на самом деле. Вы можете при этом присутствовать, возле его кровати. Ваша сестра тоже может быть рядом. На мне нет формы. Он не узнает, кто я такая, и вы ему не скажете, если думаете, что он испугается. Можете говорить с ним по-японски, если ему от этого будет легче.

— Юкио прекрасно говорит по-английски, суперинтендант.

— Тогда говорите с ним по-английски. Или по-японски. Или на том и другом языке. Мне все равно. Пусть он ни в чем не виновен, как вы утверждаете, но поскольку он был на кладбище, то, возможно, что-то видел и это поможет нам найти убийцу Джемаймы Хастингс.

Они доехали до нужного этажа, и двери лифта открылись. В коридоре Изабелла в последний раз остановила Мацумото. Она произнесла его имя с таким отчаянием в голосе, что сама услышала это. И когда он серьезно посмотрел на нее, она продолжила:

— Сейчас для нас очень важно время. Мы не можем ждать, когда приедет Зейнаб Борн. Если дождемся, то мы с вами отлично знаем, что она не позволит мне говорить с Юкио. А это значит, что если он ни в чем не виноват и лишь находился на кладбище, когда на Джемайму Хастингс было совершено нападение, то он может и сам оказаться в опасности. Убийца узнает его, ведь в каждой газете написано, что Юкио находился на кладбище в момент преступления.

В этот момент Изабелла чувствовала не просто отчаяние. Она готова была говорить что угодно, и ей было неважно, что она говорит и верят ли ее словам, потому что единственное, что имело для нее значение, — это склонить виолончелиста на свою сторону.

Она ждала и молилась. Зазвонил ее мобильник, но она его проигнорировала.

— Я поговорю с Миёси, — сказал наконец Хиро Мацумото и пошел к сестре.

Барбара обнаружила у Доротеи Харриман скрытые таланты. Она всегда думала, что у секретаря отдела — с ее-то внешностью и манерами — нет трудностей в воздействии на мужчин, и это, конечно же, было правдой. Однако Барбара и не подозревала, сколько времени Харриман тратит на изучение своих жертв, дабы пробудить в них желание сделать то, чего она от них хочет.