Это трава

Меня удивляло, почему они не бросают работу, на которую так горько жалуются, почему смело не выскажут людям, так бесстыдно эксплуатирующим их, все, что о них думают. Рабочий с лесопилки, худой, с изможденным лицом, ответил мне на этот вопрос так:

- Да, я трус и останусь трусом, пока у меня семья на руках. Но как только дети встанут на ноги, мне все будет нипочем, никого не испугаюсь. Тебе повезло, брат: никого кормить не приходится.

Я долго искал человека, с которым можно было бы поговорить о книгах, и наконец услышал об одном охотнике, каждую субботу посещавшем гостиницу.

- Этот парень только и говорит про то, что вычитывает в книгах, сказал мне Малыш Борк. - Познакомься с ним.

Охотника этого звали Том - и промышлял он кроликами. Когда я заговорил с ним о книгах, он радостно улыбнулся.

- Жить не могу без чтения, - сказал он. - Так было и с моим отцом и с дедом - если верить отцу. Но люблю я только правдивые книги, терпеть не могу вранья. Подавай мне чистую правду.

Малыш, рассказывая о Томе, говорил, что лицо у него сморщенное, как позавчерашний пудинг, а по-моему, оно больше напоминало грецкий орех. Такое же съежившееся и коричневое. А глаза как маленькие черные бусинки. Был он ужасно болтлив, как человек, уставший от одиночества.

У него была привычка жевать табак и оставлять жвачку на столбике калитки около уборной, куда он часто наведывался. Плевал он уголком рта и способен был плевком убить муху на стойке бара, только "почему-то им тут это не нравится".

Меня заинтересовало его правдолюбие, и я спросил, что он читает.

- "Журнал правдивых детективных историй", - сказал он не без гордости. - Я его выписываю.

- А что это за журнал? - уже разочарованно спросил я.

- Лучший журнал на свете! - безапелляционно заявил Том. - Там печатают только то, что было на самом деле, в газетах такого никогда не найдешь. Вот, например, в последнем номере, который я получил, есть рассказ про девушку в Америке это случилось, - один мерзавец пригласил ее покататься в машине и изнасиловал. Там про это рассказано. Потом он отвез девушку обратно в город, а она пошла к этим самым детективам и все им рассказала. Ну, через несколько дней детективы и задержали одного парня... Она, как увидела его, сразу крикнула: "Он!"

- Что только легавые с ним не делали, парень твердит одно - не он, и все тут. Начали они его пытать - стоит на своем. Ну, что будешь делать!..

Нет, ты сам должен прочитать, что судья сказал про этого парня, выругал он его самыми последними что ни на есть словами и дал ему десять лет.

Ну, а из детективов кое-кто все-таки сомневался, может, и впрямь не он. Стали они снова искать, и через год арестовали другого парня, как две капли воды похожего на того, который сидел уже в тюрьме. Ну, будто они близнецы, да и только. Помучались они, пока ту девушку нашли, но нашли все-таки и показали ей нового парня. Увидела она его и говорит: "Тебя что, из тюрьмы выпустили?"

"Так это же совсем другой человек", - говорит ей детектив, и она чуть не падает в обморок.

- Короче говоря, теперь они посадили второго парня, а первого выпустили. В журнале и фотография есть - девушка пожимает руку тому малому, которого выпустили. Она говорит - и это все под фотографией написано: "Я вас публично обвинила в том, что вы меня изнасиловали, а сейчас я публично заявляю: вы не виновны". По ее щекам в этот момент текли слезы - это тоже написано, - только на фотографии слез не видно.

- Полицейские, конечно, тоже сказали - до чего же нехорошо получилось, что его в тюрьму засадили. И пожали ему руку. Это тоже все засняли. А девушка проявила себя просто замечательно! Сказала, ей достаточно было раз взглянуть на него, и она сразу поняла, что он не мог ее изнасиловать. И они опять пожали друг другу руки, и это тоже засняли.

Беседы с местными жителями дали мне представление об их жизни, искалеченной всякого рода лишениями. Эти люди были лишены всего уверенности в завтрашнем дне, образования и цели в жизни. Как все это изменить? Я не находил ответа на этот вопрос - ведь по существу, я был таким же, как они.

Я все чаще искал их общества. Мы были в одинаковом положении, и это роднило нас. Встречи с ними стали как бы внутренней потребностью для меня, хотя после этих встреч я чувствовал себя еще более встревоженным и неудовлетворенным. Мне эти люди нравились, они не раз восхищали меня, но пути к лучшей жизни были им неизвестны, и указать их мне они не могли.

Меня тянуло к людям, в разговорах с которыми я мог бы найти какой-то ответ на мучившие меня вопросы. Сдавленные и скованные, теснились во мне желания и надежды, рассказы и стихи, еще не облеченные в форму, но уже ждущие своего слушателя. Я хотел вырваться из окружающего меня мирка сложившимся писателем, вооруженным собственным опытом, а не подавленным им. Однако нередко то, что происходило вокруг, еще больше отдаляло меня от освобождения, к которому я так стремился.