Наблюдая за ним, я дивился его неистовому озлоблению. Я понимал, что дело тут вовсе не в этой девушке, которая с глупой настойчивостью пыталась вернуть утраченную любовь. Ярость его была вызвана недовольством жизнью, его собственной жизнью, - хотя он этого и не сознавал.
Мы с ним были одного поля ягода. Я знал, что вызывало подобные вспышки гнева у меня, и мог понять его. Я был уверен, что он, не отдавая себе в том отчета, мечтал, чтобы у него появилась в жизни какая-то цель, которая вдохновляла бы его и толкала к действию. Может быть, в какой-то момент такой целью в жизни показалась ему эта девушка, может быть, она подвернулась, когда он устал искать.
Наверно, было время, когда он думал, что встреча с ней поможет ему разрешить мучившие его вопросы. Но он ошибся. Разрешить эти вопросы не могли ни он и ни она, разрешить их могли лишь все люди сообща.
Живя в Уоллоби-крик, я понял, что такого рода вспышки ярости были результатом скудости жизни, являлись для этих людей своего рода отдушиной, когда им становилось невмоготу. Человеческие чувства были, подобно пару в котле, движущей силой, заставлявшей людей творить, добиваться, дерзать... Если эти чувства не находили выхода, предохранительный клапан срывался, и тогда их отчаяние и ярость обрушивались на того, кто был под рукой, кто, как им казалось, был источником всех бед.
Иногда эти долго сдерживаемые чувства, затаенные обиды прорывались наружу с ужасающей силой.
В ту пору моей жизни полицейские штата Виктория объявили забастовку, требуя улучшения условий труда. Две ночи подряд мужчины и женщины, одержимые алчностью и ненавистью, рыскали по улицам, как стаи волков, громя и разрушая все на своем пути. Зная, что арест им не грозит, эти люди окраин, которых общество научило видеть в зажиточности символ успеха, а в бедности - символ неудачи, кинулись грабить. Ведь совершенно неожиданно имущество тех, кто добился успеха, оказалось в их распоряжении, никем не охраняемое.
Вечером в пятницу - в тот день, когда распоясавшаяся толпа впервые вышла из подчинения, - я стоял на Берк-стрит и смотрел, как поспешно расходятся по домам
Служащие больших магазинов. Обычно по пятницам магазины закрывались поздно, на обочине тротуара в ожидании своих подружек выстраивались длинные ряды молодых людей - "панельные кавалеры", - которые затем быстро расходились под руку с улыбающимися девушками.
Но в этот вечер все было по-другому - в атмосфере не было ничего праздничного. Весь день по городу циркулировали слухи о вспыхнувших то тут, то там беспорядках, и люди были встревожены. Прохожие не разглядывали витрины, они смотрели на встречных, причем зачастую подозрительно, словно пытаясь определить, с кем имеют дело. Время от времени мимо меня проходила ватага хулиганящих подростков, и тогда на лицах прохожих читалось волнение и страх.
Обычно по пятницам после девяти вечера непрерывный поток людей устремлялся к вокзалу на Флиндерс-стрит, - сегодня этот поток был смят. Люди, направлявшиеся домой, сталкивались с людьми, которые большими группами двигались в обратном направлении; затесавшиеся в толпу зеваки толкались, стремясь создать беспорядок и неразбериху. Люди, выходившие из вокзала, спешили по направлению к Берк-стрит, посматривая по сторонам, нет ли чего интересного.
Я остановился рядом с "Капитаном". Это был пожилой человек с подстриженной бородкой, обычно стоявший навытяжку, словно по команде "смирно". На нем был синий костюм из дешевой саржи, пиджак с небольшими лацканами украшал длинный ряд медных пуговиц. Этот старомодный костюм он тщательно хранил с давних пор. "Капитан" имел обыкновение каждый вечер прохаживаться по тротуару на углу Берк-стрит и Рассел-стрит и выкрикивать слова морской команды, чувствуя себя, по-видимому, на мостике. Со мной он всегда говорил о море и о кораблях, и я многое от него узнал.
Сегодня вечером он прошелся со мной по Берк-стрит, но когда я повернул в направлении Суонстон-стрит, откуда доносились шум драки и крики, он остановился,
- Надвигается буря! - произнес он напыщенным тоном, театрально взмахнув рукой. - Да, парень, ветер крепчает, надо держать курс на гавань.
Он поднял голову и крикнул прохожим.
- Бросайте якорь, - и, обращаясь ко мне, произнес тихо: - Спокойной ночи, паренек.
- Спокойной ночи, капитан.
Он ушел, а я прислонился к витрине, чтобы меня не сбили с ног бегущие мимо люди; один из них подхватил на ходу встречную девушку и закружил ее с такой силой, что она не сразу обрела равновесие, став на ноги. "О боже", воскликнула она, поравнявшись со мной. На лице ее застыли испуг и изумление.
- Скорей бегите домой, - посоветовал я ей.
- Я и пытаюсь это сделать, - сказала она и сердито добавила: - Вот ведь скоты!
На мостовой парни и девушки принялись петь и танцевать. Девушки перелетали от одного парня к другому. Парни бесстыдно хватали их и кружили, так что юбки взлетали чуть ли не до пояса. Некоторые пронзительно, истерически визжали.