Это твоя жизнь

— А материал для костюма или для эстрады? — спросил Дэйв.

— Для эстрады, разумеется. А, понял, шутишь. Ясно. Вообще-то шутить — моя обязанность!

Но это их не рассмешило. Дэйв только сказал: «Ладно, не забудь выпить парочку капуччини, когда будешь в городе».

Ну вот, началось. Между нами уже пропасть. Я общался с лучшими друзьями чуть иначе, а они нарочито изменили свое отношение ко мне. Подумать только, сколько в нас мелочной ненависти! Ну почему мы не можем просто рукоплескать и восхищаться теми, кто преуспел? Стоит чуть поднять голову, и все обозленные ничтожные неудачники начинают ненавидеть все, что ты делаешь. Просто сердце кровью обливается, нет, серьезно! Это называют синдромом высокого цветка мака, хотя я, собственно, был чем-то вроде опиумного мака — такой большой, белый, эскапистский, улетный мак. Я возвышался над другими потому, что всех убедил: моя галлюцинация — реальность.

* * *

А в понедельник утром мне позвонил первый агент, который хотел встретиться и обсудить возможность представлять меня. Звали его Вив Басби, и голос у него был как у плохого актера в роли «второго ист-эндского гангстера» из фильма «Квиты».

— Без дураков, Джимми, все на твоих условиях, ты главный, и я абсолютно уважаю твое мнение, что агент тебе не нужен и вся такая пурга, но просто давай обсудим и посмотрим, может, я сумею тебя разгрузить от беготни с концертами и ты сможешь сосредоточиться на эстраде… ведь эта хрень у тебя получается лучше, братан.

— О, большое спасибо. А где вы видели мое выступление?

— Если напрямки, Джимми, то пока не видал, братан, пока не видал. Но мне всегда нравилось то, чего ты творишь. Этот рыбный номер, это ж охереть, братан! Это ж классика эстрады!

Этот Вив Басби вычитал в статье, что мне не нужен агент, и первой его реакцией стало желание стать моим агентом. Вот какие люди нужны. Он очень убедительно добивался встречи. У меня возникло чувство, что организаторы концертов всегда соглашаются с ним из страха, что могут оказаться запаянными в бетонный блок железнодорожного тоннеля под Ла-Маншем. Половину нашего разговора, если не семь его восьмых, он играл в нападении с такой миссионерской страстью, что мне ничего не оставалось, кроме как вежливо идти на уступки. Стоило усомниться в одном-единственном вопросе, и тут же следовал взрыв:

— Погоди, погоди, братан! Не пори горячку, ты же не слушаешь, что я тебе тут говорю! А сейчас хотя бы пять секунд перестань молоть языком и слушай сюда! Я НЕ ХОЧУ С ТОБОЙ ВСТРЕЧАТЬСЯ, ПОНЯЛ?!

Но я не так воспитан, чтобы грубить незнакомым людям по телефону, поэтому мы договорились о дате, когда я приеду к нему в офис. Его компания находилась не «в городе», а «на западе». К тому времени я уже достаточно поднаторел, чтобы понять, что «на западе» — это вовсе не Льюис или Писхевен. В тот вечер я оставил сообщение на его офисном автоответчике, что на встречу все-таки не выберусь. У меня выступление «за городом». А потом позвонил еще трем агентам, которые приставали ко мне в тот день, и оставил им точно такие же сообщения.

Статья в «Санди таймс», похоже, повергла в панику всех тех, кто был уверен, что у них все схвачено. Я вдруг стал новой модой, которой никто не ждал, — вроде пейджера или ящура. Ведь статья провозгласила: «Эй, вы, вот знаменитый человек, о котором вам пора бы и знать! Вы, может, думаете, что это вы — тусовка, но если эта новая звезда не с вами, то, вполне возможно, вы уже не та тусовка!» И как в сказке все видели новое платье короля, там и тут на удивление многие утверждали, что видели номер Джимми Конвея. Один тип через «Санди таймс» анонимно прислал мне письмо — о том, как ему понравилось мое выступление. Что у него с головой? — спросил я себя. Укажи он обратный адрес, я бы заподозрил какой-нибудь мотив, но зачем присылать анонимное письмо о концерте, которого не было? Это же безумие. Но никто и не собирался вести себя разумно. В Сифорде некий адвокат с супругой — я с ними встречался на улице пару раз — вдруг пригласили меня отобедать. Не будь мой ежедневник до отказа забит фиктивными концертами, я бы даже согласился.

Боясь отстать, вскоре и другие газеты и журналы стали помещать обо мне небольшие дневниковые заметки или статьи. Одни ссылались на краткие телефонные интервью, другие перепечатывали высказывания Джимми Конвея из чужих статей, как если бы я лично с ними поговорил. Номер моего мобильного телефона очень скоро стал достоянием общественности, словно существует централизованный реестр, куда исследователи и журналисты заносят нужную информацию, и меня теперь вписали в графу «недавние поступления».