Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

Приближаясь к тому месту, где они стояли, я старательно отворачивался и ускорял шаг. Но однажды один из этих людей шагнул ко мне, преградил путь, и устремил на меня участливый взгляд.

— Если завтра вы умрете, куда вы попадете — в рай или в ад?

Сообразив, что попался, я бросил ему в лицо:

— Да какая разница!

На самом деле это означало лишь одно — я уставал, даже когда просто размышлял над этим вопросом. Действительно выбивался из сил. Может, жизнь, имеющая характер вечной, и вправду продолжается вечно. Но это больше не имело значения. Настоящая любовь в этой жизни, даже без вечности, все равно останется «бесценной жемчужиной». Но вечность без жизни, имеющей характер вечной, ничего не стоит.

Зная, что я пастор, мой собеседник выслушал мой ответ, вспыхнул и раздраженно возразил:

— Поглядел бы я на вас потом, в Судный день!

Я не знал, что ему ответить, и выпалил те же слова, что и Иисус Петру, который пытался отвратить его от миссии:

— Отойди от Меня, сатана![92]

Я сознательно решил не думать, попаду ли когда–нибудь в рай. В сущности, если Богу можно помочь, отказавшись от моей будущей жизни в раю (потом) ради какого–нибудь доброго дела на земле (сейчас), пусть делает, как считает нужным. И я сбросил оковы, открыто заявив об этом Богу.

Недавно я спросил у одного старого бруклинского раввина здесь, в Нью–Йорке:

— Равви, что говорит иудаизм о вечной жизни? Только не надо подробных объяснений. Мне хватит и краткого ответа. Он уверенно ответил:

— Один мир за другим, дружище, один мир за другим. И я понял, что такой же ответ услышал бы от Иисуса, раввина из Иудеи.

И теперь я молюсь: «Дорогой Бог, я хочу любить тебя, себя, людей, всю жизнь. Помоги мне научиться жить одним миром».

Внутри собора

Какой бы чудесной ни была вечность, она — побочный продукт. Жемчужина — это не христианство, не принятие Богом и не вечность. Жемчужина — это Царство Божье, приглашение учиться любить по–настоящему. И школой этой любви является жизнь — наша обычная жизнь, та, которой мы живем, а не та, о которой мечтаем.

Только жизнь может изменить наше богословие. Мой любимый преподаватель из семинарии, Джон Паулин, однажды за обедом разговорился с небольшой группой учеников о том, что он называл «двойной герменевтикой» (герменевтика — искусство истолкования чего–либо). Когда ранняя церковь столкнулась с необходимостью принимать решение о том, признавать или не признавать обращение неиудеев в христианство, ее лидеры собрались, чтобы дать ответ на вопрос: должны ли язычники стать иудеями прежде, чем стать христианами?

Услышав, что язычники были окрещены, собравшиеся не знали, как быть. Их муки трудно переоценить. В Библии они прочитали одно («нет, нельзя»), а теперь реальность, сама жизнь, которую они вели, противоречила прочитанному («да, можно»). Они осознали, — возможно впервые с такой ясностью, — что жизнь нельзя сбросить со счетов. Не только религиозные тексты, но и жизнь требуют добросовестного толкования.

Отблеск тех трудностей можно увидеть в мучениях некоторых нынешних христиан, вынужденных примирять Библию и гомосексуализм. По–видимому, кое–кто из христиан толкует Библию так, что она вовсе не помогает им любить по–настоящему. Независимо от того, миримся мы с существованием гомосексуализма или нет, есть что–то неправильное в нашем толковании этого вопроса, как и в толковании проблемы санкционированных религиозных войн, истребления коренных североамериканцев, поддержки рабовладения и угнетения женщин.

Вопрос, как быть с язычниками, стал первой из подобных дилемм для ранней церкви; его последствия чрезвычайно поучительны.

Выслушав выступающих на церковном собрании, Иаков, брат Иисуса, поднялся и сказал: «Мужи братия! послушайте меня». Когда все утихли, он продолжал: «Бог первоначально призрел на язычников, чтобы составить из них народ во имя Свое; и с сим согласны слова пророков, как написано…»[93] Затем Иаков привел слова пророков древности. До тех пор юная христианская церковь толковала и воспринимала реальность новой жизни своих приверженцев через призму Священного Писания. Но на этот раз дело обстояло иначе. Теперь церкви пришлось учиться толковать Священное Писание, воспринятое сквозь призму реальности. Язычники — в Царстве Божьем? Да, это подтверждает реальность, значит, Священное Писание придется истолковать заново.

Так произошла метаморфоза богословской методологии.

Вместо того чтобы пренебрегать ландшафтом жизни, ранним христианам понадобилось вновь научиться читать священную карту писаний. Если карта, пусть даже священная, и реальность не соответствуют друг другу, ясно, что мы не можем пользоваться этой картой и тем самым осквернять реальность. Творить зло ради текста — значит осквернять текст. Текст относится непосредственно к жизни. А жизнь побеждает. Жизнь всегда побеждает. Подобно воде, она всюду найдет дорогу.