Это все… [СИ]

А гость — и по обращению Старика, весьма уважаемый гость, — тем временем улыбался и кивал, а мне велели подавать горячие напитки и даже позволили быть третьим за низким столиком. Старик, определенно, решил перевоспитать меня в традициях Дома, что для меня, потомственного внедомового, было немного забавным и очень трудным — да и для него, наверное, непростым делом. Этакий сугроб, не впитавший с рождения основных норм этикета, и все делает невпопад — говорит, молчит, садится, встает…

— Этот выход всегда оставался со мной, — говорит гость. — Но еще в сортировочной я предположил, что смогу сделать здесь свое последнее исследование. Если успею.

— Уважаемый Сэндо, — я надеюсь, что не промахнулся ни с обращением к не гражданину, ни с паузой для комментария, — работал в обслуживании поселения при станции синтеза.

Что это значит, старик поймет сам. Если начать ему говорить все вслух — мол, в цеху, в паре с ботом или на линии, у исследователя не было бы материала, а вот в поселке, где обитали полные граждане, этого материала полным-полно… — он не только оборвет, но еще и рассердится. Зубы, дескать, не затупились, жевать сам умею.

— Cкажите, — говорит уважаемый Сэндо, — чем вас так заинтересовала моя скромная работа? Насколько я могу судить, над вашим Проектом работает талантливый, хотя несколько… нетерпеливый социолог-практик. Я даже не знал, что в нашем секторе остались такие — разве что я плохо смотрел.

Гость принадлежал к такой же семье, что и моя: потомственно независимой, ни формально, ни неформально не примыкавшей ни к Медному Дому, ни к администрации. На нашей невезучей планете примерно половина всех разумных и всей собственности принадлежала Дому, а две трети оставшихся образовывали почти что Дом — Администрацию. Мы стояли сами по себе, не пользовались ничьим покровительством и не были обязаны никому лояльностью. До Сдвига это положение было весьма выгодным, хотя и несколько рискованным. В последние сто лет дела обстояли сильно иначе и я не сталкивался с высокопоставленными лицами с обеих сторон. Но гость родился раньше, а потому лучше умел и понимать таких, как старик и говорить на их языке.

Разливая по чашечкам горячий травяной настой, я любовался обоими. Не разговор, а представление.

Вот Старик склоняет голову к плечу: откровенно выражает недоумение. Значит, просит объясниться. Чувства свои он прекрасно умеет скрывать, значит, это выказанное недоумение — само по себе реплика.

Вот гость чуть приподнимает подбородок — еще не извинение, но легкое смущение. Пауза: сомнение. В чем именно — это для меня уже было слишком сложно.

— Хорошо заварено, — похвалил старик поданный мной настой. — Чувствую себя как дома.

Гость сделал первый глоток.

Я догадался — уважаемый Сэндо сомневался, можно ли отвечать прямо и вслух, и получил подтверждение: можно.

— Я отслеживал вашу работу с самого начала, с поправками на ошибки. Вы могли исходно чуть снизить процент технологических потерь, если бы вместо четырехчасовых смен ввели полуторачасовые с соответствующим перерывом и ротацией по участкам, но вы рискнули — и оказались правы, разумным легче иметь дело не с дискретными операциями, а с целостными объектами, чинить робота, а не цепь — и технику безопасности они усвоили быстрее, и групповая идентичность с замечательной скоростью начала формироваться, в том числе и вокруг опасности, сложности рабочего процесса. Мои коллеги в самом начале ожидали не менее чем двадцатипроцентной смертности, связанной с потерей места в мире и способности жить, я был несколько более оптимистичен, но вы ликвидировали эту проблему как проблему в первые два года. Сколько у вас сейчас «замерзает» в первый сезон? Единицы на тысячи? На планете — больше.

— Призна-аться вам, — тянет старик, — все это приятно слышать, ведь мы подходили ко всем вопросам с технологической точки зрения. На Проекте еще не работали социологи. Не работали по профессии. — Шуточки… — Поэтому я так заинтересован в ваших выводах.

— Вы недооцениваете себя, — отзывается сушеный разумный тоном, который даже я могу расшифровать как «не вводите меня в заблуждение». — Повышенная информированность — обо всех процессах, обо всех сложностях, с первых дней. Вам не удалось полностью прибить культуру слухов, но вы хотя бы дали ей направление. Вы даже, простите, вашу войну вели в открытом эфире, во что на планете до сих пор не могут поверить.

Какую войну?

— Я имею в виду ваши столкновения с планетарной администрацией.

Старик посмотрел на меня. Я задрал голову и уставился в потолок. Гость, наверное, любовался нами обоими, потому что разразился сухим щелкающим смешком.

— Я просто это не пресек, — разъяснил ситуацию старик. — А инициативой мы, конечно, опосредованно, обязаны ошибочной квалификации дела этого молодого и условно разумного индивидуума.

Ну да. Нелепо было полагать, что они подобное не заметят, а если заметили и не прекратили, значит, это было в интересах руководства. А я — сугроб, бревно и условно разумный интриган, а вовсе не ловкий мятежник.