Это все… [СИ]

Говорят, многие не верят, когда случается: это не я, это не со мной. Я верил. Но битый этот борт казался вещью из чужого прошлого, неуместной и неправильной. Из того прошлого, где применяли смертный страх, чтобы возродить покорность. Можно изменить камни и климат планеты, построить жизнь с нуля, но в любой момент из черноты может опуститься или всплыть щербатая броня… Этот корабль застил мне горизонт не только снаружи, но и внутри черепного пространства. Если бы существовала возможность снести его с небес, я бы не задумался.

Они висели — рядом с опасным генератором — и по связи требовали, чтобы обвиняемые в тяжких преступлениях против общества добровольно согласились предстать перед квалификаторами, для чего необходимо подняться на борт, без оружия и так далее, отсутствие доброй будет служить доказательством антиобщественных намерений, и далее в том же духе и стиле, высоким административным стилем, от которого хотелось спать — а сдаваться отчего-то не хотелось. Совершенно. Хотелось смахнуть окаленную болванку как навязчивое насекомое.

В ответ им объяснили характеристики генератора и перспективы неосторожных действий поблизости от него.

К тому моменту я уже давно включил трансляцию переговоров на все купола, а старик как бы не заметил моих антиобщественных деяний.

А может быть счел их вполне общественными.

Общество имеет право знать о проблемах, с которыми ему предстоит столкнуться в ближайшем будущем, особенно если проблемы приняли форму десантного корабля, готового открыть огонь.

Но если так, то следует быть логичным. Я нашел запись беседы о судьбе неграждан и обещаниях спаскорпусу — и тоже отправил ее по куполам, со всеми реквизитами. Скорее всего, начальство взяло на себя труд познакомить с ней, кого нужно, но тут лучше лишний раз прокипятить, чем один раз заразиться… пусть знают, что нам сдача не обещает ничего доброго, но для половины из них — равносильна смерти.

А на болванку металла отправлялись один за другим прогнозы о возможных авариях, от малой до цепной, и их влиянии на выполнение плана формовки — вперемешку с просьбами не нарушать рабочий процесс, а сесть и высказать свои требования в более спокойной форме. Тоже с параллелью на общее вещание, конечно.

Сесть они согласились — а вот сетку посадочных координат отвергли… и вместо предоставленного безопасного коридора и рекомендованной посадочной площадки плюхнулись впритирку к базе и генератору. Хорошо плюхнулись, умело, надо отдать им должное — но я раз девять успел попрощаться с жизнью.

Ясно было, что это не капитуляция, а переход ко второй, запланированной еще внизу стадии, к штурму.

То, что штурмовать будут с земли и осторожно, только замедлит процесс. Не очень надолго. Чем они нас слушали, неизвестно. Даже если они ничего не повредят, даже если мы ничего не повредим… мне ресниц не хватит подсчитать, сколько и чего может в этой обстановке повредиться почти самостоятельно и с любым исходом.

Плохо там внизу. Не только в головах у Администрации. Если они готовы так рисковать, сами охранители готовы, значит там все разваливается уже.

Я ждал и думал — а что, если нашу трансляцию видели бы и внизу? Всю эту глупость и бессмыслицу, готовность сломать и взорвать все ради… даже сложно сформулировать, ради чего. Ради власти? Но ведь эта власть не только не позволит добиться желаемого — напротив, замедлит работы или вовсе отбросит процесс назад. Если бы у них были какие-то особые специалисты, новые планы, оборудование или технологии — хоть что-нибудь, что могло бы помочь переселению, а мы бы, — невесть почему, но, допустим, — отказывались. Но нет же! Все, чего они хотели — обезглавить Проект. Изнутри, из базы под куполом, это казалось абсурдом. Абсурдом такой же мощи, как если бы сама планета вдруг начала чесаться, чтобы скорябать нас с поверхности.

Теперь — с расстояния прожитых лет — я могу понять состояние, в котором были наши визитеры. Страх, ожесточение, упрямство и неуверенность могут сделать такое с разумными: свести спектр решений к одному, а весь инструментарий — к силе, давлению, угрозам. Наше сопротивление было недостаточно решительным, чтобы ошеломить до ступора и недостаточно слабым, чтобы не поддерживать это безумие.

Они думали — еще нажать и мы сдадимся. Уступили же мы тогда с «добровольцами», правда? Ну, может быть, придется не просто показать нам огонь, а пару раз употребить, не важно. Главное, исчезнет это сопротивление материала, бесформенная угроза, постоянный источник тревоги.

А я не понимал, где шляется наш спаскорпус — но с другой стороны, мне, наверное, и не следовало знать и понимать. Не зря, в конце концов, мы ставили им автономные системы связи, автономные от нас, в том числе.

Конечно, десантники ставили помехи — и подняли пыль. Всему узлу связи хотелось плакать, глядя на их усилия. Если бы наша аппаратура слепла и глохла от такого, нас бы тут давно не было, никого.