И я бежал. Бежал к тому дню, когда смогу вернуться в Одессу на своих двух двоих. Устойчиво. Уверенно. Иначе никак.
Сколько раз порывался написать? Да даже писал. Потом стирал. Боялся ее ответа. Еще больше – полного игнора.
Пока Юния Филатова оставалась частью той силы, что заставляла меня жить и бороться. Если ее не станет… Подозревал, что могу сломаться, хоть и не имел на это права.
– Я так горжусь тобой, сын! – кричала мама, хлопая в ладоши, когда сам первую тройку шагов прошел.
Отец, как и обещал, всегда страховал.
У меня была такая команда поддержки, что я просто не мог не пойти. Ответственность ощущалась покруче той, которую нес перед трибунами на футбольном поле.
Одиннадцать месяцев. Мать вашу, всего одиннадцать, а ощущается, как половина жизни.
Из аэропорта еду прямиком к Юнии. Терпение на исходе.
Хочу задать вопрос, глядя в глаза, как она могла накатать ту заяву? Похер, что буквально через неделю сама же забрала.
Факт предательства предельно ясен. Мне важны мотивы.
Готов ли я простить ее? Блядь, да. Если объяснит все, не собираюсь зверствовать.
Правда, в пути меня так бесоебит, что буквально подкидывает на этой ширке. Не представляю, как заговорю с Ю. Сука, кажется, сознания лишусь, едва увижу!
И реально… Выхожу из такси, натыкаюсь на Юнию Филатову взглядом, и сердце испытывает такую дикую ишемию, словно при инфаркте. Усугубляя циркуляцию насыщенной гормональными мамонтами кровь, разбивается о ребра, в которых не меньше титана, чем в позвоночнике.
Ее красота убийственна как никогда. Что за чудо вообще? Зависаю, не в силах моргнуть, пока она встряхивает волосами, возносит к небу глаза, смеется.
Молнии ошпаривают грудь. Нагревают каждую металлическую пластину докрасна. Чувствую, как тело, несмотря на то, что я не успел набрать необходимую массу, становится грузным, объемным, неповоротливым.
Жгучие импульсы пронизывают живот. Добираются до солнечного сплетения. Воспаляют тот очаг, который когда-то раздавал жар на весь организм.
Что делать вообще?
Улыбаться я еще не научился. Только ходить и обслуживать свое тело. Но глядя на Ю, силюсь выкатить некое подобие той открытой и радостной гримасы.
Не успеваю.
Задыхаюсь, когда мать и сестра Юнии исчезают в подъезде, а она, оставшись с мужиком, которого я в бреду своей одержимости до последнего игнорирую, вдруг позволяет тому себя обнять и поцеловать.
Раньше я бы подошел и вытряс какие-то объяснения. Но то раньше. Сейчас я другой. Не размазываю сопли. Все ясно. Выдергиваю чеку, не дожидаясь команды свыше. Умирать – так умирать. Надоело этого дожидаться.
Вдребезги. Похер. Не впервой. Оклемаюсь. Заживет.
Стискивая зубы, разворачиваюсь. Сажусь в такси и отправляюсь обратно в аэропорт. А оттуда, с абсолютно пустой головой, снова в Берлин.
Год.
Столько мне потребовалось, чтобы восстановиться после травмы. А Ю, по ходу, многим меньше, чтобы забыть меня.
Что ж… Не проблема.