Это всё ты

Понимаю ли я, что сделала она это не сама? Безусловно. С первых секунд. Но при учете того, что эта дерьмовая бумажка должна быть подписана ее рукой, осознаю, что пошла на поводу у своей долбанутой семейки.

«Я не такая… Я хорошая…»

Так говорила? Об этом пеклась? За это билась?

То есть то, что подумают о ней ебаные интеллигенты, важнее того, что произойдет со мной? Важнее, мать вашу, того, что я чувствую???

Серьезно, Ю?! Ты, блядь, серьезно?!

Как же так? Ведь клялась, что… Сука, на хрен все!

Но это дерьмо всплывает и отравляет весь организм.

«Ты мне очень дорог…»

«Я тебя люблю, Ян…»

«Тебя БОЛЬШЕ ВСЕХ!»

Что это за любовь??? Какая, нахуй, любовь? Ненавижу! Ненавижу это сатанинское слово!

У него вкус крови и запах гнили. Душит эта смесь. Отравляет, словно яд. Добивает.

– Та-а-ак, – протягивает отец тяжело. Поднимаясь на ноги, крест с груди не снимает – лишь тем, как в один момент стискивает руками собственные плечи, выдает, что эта информация и его спокойным не оставляет. – Давайте без драматизма. Яну нужно настраиваться на операцию. Это сейчас главное.

– Даже не знаю, так ли необходима мне теперь эта рихтовка… – хриплю убито, сгибаясь, сука, в непозволительную слабину. – Может, не стоит забивать трафик хирургам? Пусть, блядь, соберут того, кто реально кому-то нужен!

Понимаю, что расклеился самым ничтожным образом. Пытаюсь это тормознуть, эту бесовскую хероту. Но… Чертовых эмоций так много, что душу трясет. Девятибалльная магнитуда. Дышу громче и чаще. Через нос. Не давая очевидный выход своим разъебаным чувствам – стискиваю зубы и с силой зажмуриваюсь. Помогает крайне слабо. Нервные клетки мечутся в истерике по организму, образуя травмоопасную толкучку.

– Илья, – проговаривает папа с нажимом. – Иди присмотри за мамой и братьями.

Возражений не следует. Четверть секунды не проходит, как до меня долетает приглушенный щелчок закрываемой двери. И… Меня, блядь, прорывает.

Слишком долго сдерживался. Висел моментами на одних, сука, соплях. Но висел! Не сдавался! Эта, мать вашу, заява меня размазала!

Ведь именно Ю оставалась маяком. Именно она являлась компасом. Именно ради нее я был готов преодолеть все.

А что теперь? Как мне вернуться?!

Срывая какие-то трубки, со звериным криком смахиваю все, до чего могу дотянуться. Лицо заливает горячими слезами – похуй. Даже они сейчас смердят кровью. Я весь ею провонялся. Насквозь. Нутро ведь – отрытая рана. Это больнее раздробленных костей. Страшнее любых осколков в позвонках.

Папа не мешает. Позволяет творить беспредел.