Это же я…

С пяти лет я ходила в музыкальную школу. Как вы помните, сначала я мечтала доказать, что шестой палец – это не приговор для пианиста, и на этом топливе проскочила три класса, честно получая серьезное образование. Но потом интерес стал постепенно угасать. Немало способствовал этому преподавательский подход – необоснованно жесткий, жестокий, я бы даже сказала. Такое ощущение, что каждого из нас готовили как минимум к консерватории, а то и к Карнеги-холлу. Преподавательница моя, большая тучная суровая женщина, орала на меня, била линейкой по пальцам, лупила по спине, стоило мне чуть-чуть сгорбиться и нарушить осанку. В какой-то момент я стала замечать, что на занятиях все чаще присутствует моя мама. Сначала я думала, что она контролирует меня, но потом поняла: она там была для того, чтобы защитить меня от нападок очень уж агрессивной учительницы. Разумеется, ни о какой любви к музыкальной школе речь тогда идти не могла. Но окончить-то надо… Начали ведь… К тому же у меня были явные музыкальные способности. Появились и первые поклонники. Мы тогда жили на первом этаже, и когда я садилась за пианино музицировать, к нашим окнам все время приносило соседку – молодую и вечно поддатую женщину трудной судьбы. Она садилась на корточки, прикуривала сигаретку и хриплым голосом просила: «Поиграй еще!» Я чувствовала, как она растет над собой, вслушиваясь в мои экзерсисы, и не могла ей отказать. Я была ее духовным проводником в мир прекрасного.

…ни о какой любви к музыкальной школе речь тогда идти не могла. Но окончить-то надо… Начали ведь…

Развитие мое было в высшей степени разносторонним. Мама помимо детского сада вела еще самые разнообразные кружки и курсы и, чтобы я была под присмотром, частенько брала меня с собой. И я училась плести макраме, вязать крючком, рисовать бабочек, делать поделки из папье-маше и прочую подобную лабуду, которая, как вы догадываетесь, никаким боком не могла вползти в круг моих интересов. Ситуация резко поменялась, когда мама решила отдать меня в балет. Она прикладывала массу усилий, чтобы из пацанки сделать хорошую примерную девочку, и категорически не хотела отдавать меня в спортивную секцию. «Если уж тебе некуда девать свою энергию – пожалуйста, танцы», – объявила она мне. И мы пошли. Приходим в досуговый центр, подходим к дверям актового зала, видим, как прилежные девочки в купальничках старательно тянут носочки, стоя у станков. «Прекрасно! То, что надо!» – кивнула мама и отправила меня к этим девочкам. Но на следующий день она по обыкновению доверила меня брату, который занимался в том же досуговом центре карате. Это был провал! Брат довел меня до класса, сдал с рук на руки балетной учительнице, а сам побежал к себе. «А где ты был?» – спросила я его после занятий. Надо ли говорить, что уже на третье занятие я даже не дошла до своего класса, а завернула на карате вместе с братом да так там и осталась. По нашей старинной партизанской традиции родителям мы ничего не сказали, все держали в строжайшем секрете. Полгода мама даже не знала, за что отдает свои денежки: ребенок уже пояс получил, а она все продолжала думать, что у нее растет будущая балерина.