Это злая разумная опухоль

Но есть и малая толика эмпирических доказательств в пользу существования реальности Дика – по крайней мере, нечто такое, что он воспринимал как луч розового света, предупредило его о невыявленной грыже, грозившей убить его сына. Врачи-профессионалы, причастные исключительно к нашей реальности, действительно обнаружили ее, как только им сказали, что нужно искать. Поэтому довольно логично, что Дик уверился, будто с ним общается некий разум, находящийся за пределами консенсусной реальности. Остаток жизни он провел в попытках выяснить, что это такое и что такое вообще реальность. Если у его творчества и есть какая-то специфическая черта, то это одержимость тем, как отличить реальное от иллюзорного; тем, можем ли мы вообще доверять своим чувствам. В этом плане он на десятилетия опередил современную нейробиологию, и некоторые из этих мысленных экспериментов легли в основу его романов: «ВАЛИСа», «Убика», «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». А все остальные очутились в «Экзегезе» – объемной, хаотичной книге-химере, под завязку набитой дневниковыми записями, заметками об экспериментах, письмами и списками дел. Каждая вторая страница захвачена нарисованными от руки графиками и диаграммами, иллюстрирующими все подряд, от «Отношений человека с Богом» до загадочной таблички, созданной, чтобы предсказать, сколько правок потребует внести в «ВАЛИС» издательство Bantam. Легенда гласит, что иногда Дик за одну ночь мог написать от руки больше сотни страниц «Экзегезы».

Он так и не закончил эту проклятую штуковину. Скорее, уж это она его закончила: два миллиона слов, исследующих альтернативную, перпендикулярную нашей реальность, пришли к финалу в 1982 году, когда в мозгу Дика лопнула пара жизненно важных кровеносных сосудов. После его смерти эти слова десятки лет прозябали в гараже у какого-то мужика, до тех пор, пока Памела Джексон и Джонатан Литэм не перелопатили древние тексты, не выбросили все скучное и не причесали оставшееся так, чтобы ему не стыдно было показаться в приличном обществе. И теперь мы имеем то, что имеем.

Эта книга не из тех, которые можно одолеть от начала и до конца по какому-нибудь линейному маршруту. У вас не получилось бы, даже если бы вы попытались: папки, на которые разделена «Экзегеза», нумеровались в том порядке, в котором записи Дика разгребались и архивировались, а не в том, в котором он их писал. Вы попросту не можете прочитать мысли Дика в хронологической последовательности: вы можете лишь блуждать по ним случайным образом.

И что же вы получите, когда займетесь этим? Зависит от того, на какой странице вы откроете книгу: там есть множество размышлений о его романах, зафиксированных как во время их написания, так и постфактум. Меня, как писателя, такое невероятно захватывает: это целая сокровищница, где отыщутся не только окошки в творческий процесс гиганта НФ, но и самородки, которые можно урвать для собственных экспериментов (ах, значит, Вселенная движется к состоянию самосознания, и это грядущее сознание общается с собственными ранними версиями, посылая тахионы назад во времени, чтобы замкнуть причинно-следственную петлю, – а почему бы и нет?). «Экзегеза» проповедует; «Экзегеза» теоретизирует; одни ее куски читаются словно извлечения из научного журнала, другие балансируют на грани бреда, третьи делают и то и другое одновременно. Оказывается – никаких сюрпризов – Дик был большим фанатом Уильяма Берроуза и Джулиана Джейнса. Иногда очень бесит, когда читаешь двадцатистраничное эссе, где излагается совершенно новаторская космология, а потом натыкаешься на письмо, написанное парой недель позже, в котором говорится: «Забудь, это все была херня», – но если вы хотите почитать про то, что «язык – это внеземной вирус, ставший причиной краха бикамерального разума», вы пришли по адресу.

Однако для кого предназначена эта книга? Кто ее целевая аудитория? Уж точно не среднестатистический фэн; размышления Дика о природе реальности в куда более убедительной форме представлены в его романах. На первый взгляд «Экзегеза» может показаться научной работой: к ней прилагаются обширный глоссарий, примечания мелким шрифтом, отдельные указатели работ и имен. Но здесь нет почти никакого анализа собственно содержимого книги; четырнадцать страниц примечаний вряд ли можно назвать исчерпывающим осмыслением предыдущих девятисот. Похоже, то, что мы имеем, – по крайней мере, то, что хотели нам дать составители, – представляет собой базу данных. Это не столько научное исследование, сколько гора необработанного материала, на основе которого впоследствии будут построены научные исследования. Не сомневаюсь, что на ее склонах уже проклюнулось до хренища дипломных работ.