Этология стадных животных

В косяке племенного жеребца тоже появились первые жеребята. Но он плохо обращался с ними. Точнее, он старался, да не умел с ними обращаться. Видно, его очень беспокоило желание кобылы несколько дней жить отделыю от косяка. Он старался заставить ее ходить со всеми, подталкивая, кусал, бил. А жеребенка, еще созвем слабого, он пытался подтащить поближе к косяку, ухватив зубами за холку.

С огорчением показывая мне глубокие прокусы на холках обоих родившихся в косяке жеребят, Токай говорил мне:

— Видишь, не умеет. Когда сам был маленький, с другими не дрался, учиться не мог. Теперь не умеет хорошо взять, только портит. — Действительно, в косяках других жеребцов холки у жеребят были целы. Отцы если и брали их зубами, то нежно, умело.

Мы по-прежнему жили в степи, используя вместо крыши кусок брезента, укрывались им во время дождя. Впрочем, их перепадало немного. Всего один-два дня были пасмурными. Чаще дожди бывали короткими, ливневыми, а потом снова ярко светило солнце, вместе с ветерком быстро сушившее степь, наши вещи и одежду.

Гибель многих жеребят, как мне кажется, немного обескуражила табунщиков. Несколько раз я предлагал проверить, есть ли у кобыл, родивших слабых жеребят, молоко, но товарищи лишь безнадежно отмахивались. Но вскоре одна из кобылиц заболела маститом так тяжело, что, не лечи мы ее, она погибла бы. Как и в каждой бригаде, у Токая была аптечка с антибиотиками и кое-какими инструментами.

Кобыла уже плохо ходила, так что поймать ее не составило труда. Табунщики ловко повалили ее, спутав ноги, связали покрепче, чтобы не ударила, и я приступил к операции. Вымя страшно распухло и окаменело. Пришлось сделать ряд проколов, выпустить гнойную массу. Потом я обколол вымя бициллином.

Надо было подумать и о жеребенке. Кобыла уже сутки не кормила его, требовалась другая мать. Тут Токай проявил все свое мастерство. Поймали кобылу, у которой погиб жеребенок, связали ей три ноги и соединили короткой веревкой путы на ногах с недоуздком на голове, так чтобы лошадь не могла поднять голову. Мы измазали жеребенка молоком приемной матери и повторяли эту процедуру чуть не каждый час.

Сначала невольная мачеха билась, пытаясь порвать путы, норовила ударить непрошеного сына. Время шло, однако наш опыт не удавался. Жеребенок был великоват, наверное, скрыть его собственный запах оказалось трудно. Но было в этом и хорошее. Малыш оказался достаточно крепким, чтобы выжить в такой передряге. Он настойчиво пытался примирить мачеху с собой, улучив момент, сосал.

Тогда Токай использовал еще прием: намазал кобыле глаза ее молоком и солью. «Чтобы болели глаза, ничего не видела», — объяснил он. В общем, будущей мачехе пришлось несладко. Связанная, ослепленная, с головой, пригнутой к земле, — она почти не паслась и, видно, очень сердилась на непрошеного пасынка, старалась, как могла, его оттолкнуть.

Конечно, больше всего с этой парой возился я — был свободнее других. Наконец, мы переупрямили кобылицу. На третий день я заметил, что жеребенок сосет ее, уже не встречая сопротивления. Токай согласился, что путы можно ослабить, однако снять их совсем не решился. Еще два дня мы приучали мать и приемыша друг к другу, а потом отпустили. И по тому как встревоженно она заржала, торопя жеребенка последовать за собой, мы поняли, что победили.

Дни стояли уже довольно жаркие, и косяки ежедневно отправлялись на водопой. Они шли к воде так же осторожно, как это делают дикие лошади в Монголии. На моих глазах косячные жеребцы, оставив косяк чуть поодаль, с топотом неслись по берегу озера, на мгновение замирали, прислушиваясь, втягивая ноздрями воздух. Окончив разведку, они возвращались к косяку и вели его на водопой. Случалось, они сильно били непослушных молодых жеребчиков, норовивших самостоятельно уйти к воде.

Здесь у озера то и дело завязывались поединки жеребцов. В природе ведь никогда не скапливается в одном месте так много косяков. Лишь однажды поединок перешел в кровавый бой, заставивший в конце концов вмешаться табунщиков. К тому времени я уже знал более или менее всех косячных жеребцов, да это и не удивительно. Они первыми встречали меня, стоило приблизиться к косяку, ревниво крутились неподалеку, пока я работал, и потом провожали.