— Я дала ей карту направления, где было сказано: «Диагноз: сука. Предписание: лечение успокаивающими средствами и плотный кляп».
— О, — сказал Рендер с явным интересом.
— Она разорвала карту и бросила мне в лицо.
— Интересно, зачем это все?
Она пожала плечами, улыбнулась.
— Отцы и старцы, — вздохнул Рендер, — я размышляю, что есть ад?
— «Я считаю, что это страдание от неспособности любить», — закончила Эйлин. — Это Достоевский, верно?
— Подозреваю. Я включил бы его в лечебную группу. Это был бы реальный ад для него — со всеми этими людьми, действующими, как его персонажи, и радующимися этому.
Рендер поставил чашку и отодвинул ее от стола.
— Полагаю, что вы теперь должны идти?
— Должен, в самом деле.
— Нельзя ли поинтересоваться: вы пойдете пешком?
— Нет.
Она встала.
— Ладно. Сейчас надену пальто.
— Я могу доехать один и отправить машину обратно.
— Нет! Меня мучает образ пустых машин, катающихся по городу. На меня это будет давить недели две. Кроме того, вы обещали мне кафедральный собор.
— Вы хотите сегодня?
— Если смогу вас уговорить.
Рендер встал, размышляя. Зигмунд поднялся тоже и встал рядом с Рендером, глядя вверх в его глаза. Он несколько раз открывал и закрывал пасть, но не издал ни звука. Затем он повернулся и вышел из комнаты.
— Нет? — Голос Эйлин вернул его назад. — Ты останешься здесь до моего возвращения.
Когда они шли по коридору к лифту, Рендер услышал слабый далекий вой.
В этом месте, как и во всех других, Рендер знал, что он хозяин всего.
Он был как дома в тех чужих мирах без времени, в тех мирах, где цветы спариваются, а звезды сталкиваются в небе и падают на землю, обескровленные; где обнаруживаются лестницы вниз, в бездну, из пещер возникают руки, размахивающие факелами, чье пламя похоже на жидкие лица, — все это Рендер знал, потому что посещал эти миры в силу своей профессии в течение почти десятилетия. Одним согнутым пальцем он мог выделить колдунов, судить их за измену королевству, мог казнить их, мог назначать их преемников.
К счастью, это путешествие было только из вежливости…
Он шел через прогалину, разыскивая Эйлин. Он чувствовал ее пробуждающееся присутствие повсюду вокруг себя.
Он продрался сквозь ветви и остановился у озера. Оно было холодное, голубое, бездонное, в нем отражалась та стройная ива, которая стала причиной прибытия Эйлин.
— Эйлин!
Ива качнулась к нему и обратно.
— Эйлин! Идите сюда!
Посыпались листья, поплыли по озеру, тревожа его спокойствие, искажая отражения.
— Эйлин!
Все листья на иве разом пожелтели и попадали в озеро. Дерево перестало качаться. В темнеющем небе раздался странный звук, вроде гудения высоковольтных проводов в морозный день.
На небе вдруг появилась двойная вереница лун. Рендер выбрал одну, потянулся и прижал ее. Остальные тут же исчезли, и мир остановился. Гудение в воздухе смолкло.
Он обошел озеро, чтобы получить передышку. Он пошел к тому месту, где хотел поставить собор. Теперь на деревьях пели птицы. Ветер мягко пролетал мимо. Рендер очень сильно чувствовал присутствие Эйлин.
— Сюда, Эйлин, сюда.
Она оказалась рядом с ним. Зеленое шелковое платье, бронзовые волосы, изумрудные глаза, на лбу изумруд. Зеленые туфли скользили по сосновым иглам.
— Что случилось? — спросила она.
— Вы были испуганы.
— Чем?
— Может, вы боитесь кафедрального собора. Может, вы ведьма? — Он улыбнулся.
— Да, но сегодня у меня выходной.
Он засмеялся, взял ее за руку, они обошли зеленый остров, и там на травянистом холме был воздвигнут кафедральный собор, поднявшийся выше деревьев. В нем дышал орган, в его стеклах отражались солнечные лучи.
— Держитесь крепче, — сказал он. — Отсюда начинают обход.
Они вошли.
— «… с колоннами от пола до потолка, так похожими на громадные древесные стволы, собор достигает жесткого контроля над своим пространством…» — сказал Рендер. — Это из путеводителя. Это северный предел…
— «Зеленые рукава», — сказала она. — Орган играет «Зеленые рукава».
— Верно. Вы не можете порицать меня за это.
— Я хочу подойти ближе к музыке.
— Прекрасно. Вот сюда.
Рендер чувствовал, что что-то не так, но не мог сказать, что именно. Все держалось так. основательно…
Что-то быстро пронеслось высоко над собором и произвело звучный гул. Рендер улыбнулся, вспомнив теперь: это была оговорка — он на миг спутал Эйлин с Джилл, да, вот что случилось.
Но почему же тогда…
Алтарь сиял белизной. Рендер никогда и нигде не видел такого. Все стены были темными и холодными. В углах и высоких нишах горели свечи. Орган гремел под невидимыми пальцами.
Рендер понимал, что что-то тут не так.
Он повернулся к Эйлин Шалотт. Зеленый конус ее шляпы возвышался в темноте, затенял клок зеленой вуали. Ее горло было в тени, но…
— Где ожерелье?
— Не знаю.
Она улыбнулась. Она держала стаканчик, отливающий розовым. В нем отражался ее изумруд.
— Выпьете? — спросила она.
— Стойте спокойно, — приказал он.
Он пожелал, чтобы стены обрушились. Они поплыли в тени.