Этот безумный, безумный мир глазами зоопсихологов

В связи с тем теперешние ученые в этом отношении далеко не так оптимистичны как Павлов и его современники. Не будем, конечно, за то осуждать ни тех, ни других.

Разумеется, Павлов не был этологом, да и не мог им быть: этология как особая наука только начала зарождаться в последние годы его жизни. Зоопсихологов же он, будучи очень строгим экспериментатором, но отнюдь не толкователем естественного поведения животных в природе, даже и за ученых-то не считал, о чем неоднократно и без всяких обиняков высказывался. Дескать, «описатели», «балаболки».

В то же время, что бы там ни говорилось, И. П. Павлов внес громадный вклад в развитие современной науки о поведении животных и человека. В том, что наши власти через четырнадцать лет после смерти Ивана Петровича попытались превратить его в идола, классика марксизма-ленинизма от биологии, личной вины великого физиолога, конечно, нет. Институты имени И. П. Павлова есть не только у нас, но и в западных странах.

При жизни Ивана Петровича советские власти, в общем, относились к нему с большим почтением. Революция застала его в должности заведующего кафедрой физиологии Петербургской Военно-хирургической академии и, одновременно, руководителя физиологической лаборатории Института экспериментальной медицины. В 1925 году он возглавил Ленинградский институт физиологии, при котором в 1926 году основал всемирно известную биологическую станцию в селе Колтуши.

Внешне, не в пример многим, жизнь Ивана Петровича, таким образом, складывалась при большевиках весьма благополучно. Чины и звания так и сыпались как из рога изобилия, эксперименты получали вполне по тем временам приличную финансовую поддержку государства. Были многочисленные ученики. Из-за рубежа наведывались коллеги и друзья. Казалось бы, чего уж жаловаться? Радуйся и благодари предержащую власть. Но вот тут одна беда. Не того сорта человеком был Павлов! Помните, выше цитировалось письмо Ленина Зиновьеву? Вождь революции отметил, что Павлов — правдивый человек, ссылаясь на высказывания самого же Ивана Петровича.

Да, это было именно так. Во всем, и в высказываниях, и в поведении Павлов не платил взаимностью советскому режиму. С первых же дней революции он упорствовал в своем неприятии новой действительности. Это проявлялось буквально во всем.

Часто вспоминают, что Павлов демонстративно крестился, проходя мимо церквей, чтил православные престольные праздники, вообще был верующим человеком, хотя, иной раз, мог поразить собеседника крайним материализмом своих воззрений на работу мозга. Что там было всерьез, а что — фрондой, своего рода игрой, — трудно сейчас сказать. Иван Петрович был нетерпим, вспыльчив, взрывался иногда по пустякам, но, в основном, был очень справедлив и умел извиняться, когда бывал не прав. Он органически не переваривал подхалимов и партаппаратчиков, внедренных в научную среду, соглядатаев, сплетников, стукачей и никогда этого не скрывал.

Однако, многие его письма и высказывания, в которых проявилось поразительно глубокое понимание нашей действительности тридцатых годов и будущего страны, стали известны только сейчас. Многие годы из официальных изданий все это тщательно устранялось. Поэтому позволим себе процитировать некоторые материалы из недавно изданного сборника «Своевременные мысли или пророки в своем отечестве» Лениздат 1989 г. После всего, нами рассказанного о Павловской сессии 1950 года, это все звучит особенно удивительно.

Шестого октября 1935 года, за год до смерти, Павлов направил позже расстрелянному Н. Бухарину письмо с личной просьбой. В Ростове на Дону жили две вдовы-старушки — сестры его жены — бывшая мелкая помещица и бывшая жена городского головы. Обе они были иждивенками, жили в страшной нужде, и их единственную кормилицу, дочь одной из них, арестовало ГПУ… Ручаюсь головой, пусть арестуют меня самого, если я оказался бы не прав — так кончается письмо, — за ничто. Это или низкий донос как какого-либо шкурника, или теперь применяемое государственное вымогательство ценностей, которых в данном случае нет и нет. Помогите, если можете. В отрицательном случае сообщите об этом. Я напишу в Совнарком. Боже мой, как тяжело теперь сколько-нибудь порядочному человеку жить в Вашем социалистическом Раю. Тут не родственные связи, а обязательность порядочности вмешаться, раз в этом случае знаешь все доподлинно; как оно есть — вопиющее попрание человеческого достоинства и издевательство над человеческой судьбой?

Бухарин добился освобождения женщины, помог.

А через три недели после убийства С. М. Кирова, двадцать первого декабря 1934 г. И. П. Павлов писал в Совет Народных Комиссаров СССР: