Этот безумный, безумный мир глазами зоопсихологов

А средняя месячная зарплата в США, между прочим, в пятьдесят раз выше, чем у нас, таких умных и образованных! И Нобелевских лауреатов там во много раз больше. Нашим ученым, по мнению американцев, не хватает не только финансов, но и целеустремленности: мы разбрасываемся. Так, например, любой наш биолог или физик, по всей вероятности, читал Г. Уэллса и Р. Брэдбери. А некоторые наши маститые американские коллеги впервые услышали оба эти имени от нас и не смущались, а, напротив, нас же тем корили: зря, мол, теряете время на то, что не главное в вашей быстролетной жизни.

Ныне многие наши интеллигенты с болью и тревогой размышляют: Ну, допустим, построим мы даже рыночный «Рай». Все будут сыты, довольны, но внуки наши на вопрос: «Кто такие Пушкин, Достоевский, Толстой?» — ответят: «Не знаю, может, в школе и зубрили, да позабыл». Зачем же мы тогда разоблачали «культ», ругали тоталитарную систему, стояли, безоружные против танков в «живом кольце» у Белого дома? Все было напрасно.

Не скроем: и нам, авторам этой книги, тоже не чужды подобные сомнения.

В некоторых американских столовых для неимущих, если верить писателю Курту Воннегуту, висит плакат: Если ты такой умный, то почему ты беден? А мы раньше были такие умные (в кавычках или без?) что воображали будто Не в деньгах счастье, а в чем-то совсем другом. В чем, правда, каждый отвечал по-своему…

…И на этой на земле угрюмой

Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,

Мял цветы, валялся на траве

И зверье как братьев наших меньших

Никогда не бил по голове…

О чем вечно забывают революционеры и реформаторы всех мастей? Угадайте. Ну, конечно же, о том, что человек ко всему привыкает, кроме… перемен. У китайцев даже поговорка есть: "Не дай Бог родиться в эпоху перемен". Полная противоположность тютчевскому: "блажен, кто посетил сей мир…"

И вот еще, о чем они забывают. Человек страдает только от тех лишений, о которых он информирован. Писал же, например, Фердинанд Лассаль, что батакуды ни чуточки не страдают от отсутствия мыла потому, что не слыхали о его существовании.

Живут себе на нашей планете два очень похожих друг на друга человека. Живут в одинаковых квартирах, питаются одинаково, одинаково одеты. Но один считает себя нищим потому, что живет по соседству с миллионером или, по крайней мере, телевизор каждый день показывает ему как ест, спит и развлекается миллионер. Второй же двойник живет по соседству с нищими и не обзавелся телевизором. Поэтому он наслаждается жизнью и ставит себя всем в пример.

Так точно ощущают себя и целые народы. У «железного занавеса» и Берлинской стены были, выходит, не только недостатки, но и большие достоинства! Все погубили потоки импортной информации. Не зря их так панически боялась советская власть!

К тому же одно и то же явление воспринимается совершенно по-разному в зависимости от его названия. Внушай каждый день народу, что он самый свободный и счастливый на нашей планете, и люди, пожалуй, действительно почувствуют себя самыми счастливыми.

Надо только предусмотрительно уничтожать, всех, кто может в этом усомниться. Как раз этим-то и занимались и Сталин, и Полпот. Оба были умными людьми и прекрасно понимали, что делают. Главное — общее благо. Пусть погибнут единицы ради счастья миллионов. «Единиц», правда, было миллионы, но оставшихся, уцелевших оказывалось все равно неизмеримо больше. Их душевное спокойствие, конечно же, выигрывало от того, что они знали не более, чем положено знать простому человеку в государстве победившего социализма.

Можно ли было построить коммунизм: с каждого — по его способностям, каждому — по его потребностям? Наверняка, можно, но только, не приближая возможности к потребностям, а, вовсе наоборот, приближая потребности к возможностям, сводя их к биологическому минимуму. С этой точки зрения, даже Сталин, пожалуй, был не в пример Полпоту, недопустимо либерален.

В «Хулио Хуренито» есть изъятая из последних изданий глава «О пользе обыкновенной палки». В ней приводится диалог международного авантюриста, уроженца Мексики Хулио Хуренито с Ильичом в 1918 году. Хуренито спрашивает Ленина: почему тот не запретил до сих пор науку, образование, искусство? — Вождь революции отвечает, что занят, в основном, экономикой и политикой. Вопросами же науки, просвещения и искусства в Советском правительстве ведают народные комиссары: товарищи Кржыжановский и Луначарский. Хулио Хуренито таким ответом сильно раздосадован: Товарищ Ленин, Вы не учли, что наука, образование и искусство — Везувий, который изливает свою лаву на любые Помпеи, как капиталистические, так и социалистические.