Этот день…

Ксения поняла всё – это Севрюгова резала вены из-за него, и она до сих пор его любит, но… не простит никогда. И он её любит, и знает, что не будет ему прощения… Пазл сложился, всё стало ясно, просто и… страшно.

«Я-то, я-то зачем ему? Зачем со мной… так? – всё внутри разрывалось от обиды. – Я что, посуда одноразовая?» Подошли одногруппницы, подхватили под руки – куда это мы? А… семинар… лекция… а что, и лекция была? Ксения была как во сне.

– Иванцова, вы вопрос слышали?

Полина толкала её в бок.

– Нет, не слышала.

– Об этом только что говорили на лекции. Вас что, не было?

– Не было.

– Доклад сегодняшний будет?

– Доклад? Я забыла…

– Да что с вами такое? Будьте добры, задержитесь после занятия.

Прозвенел звонок. Группа зашумела, загалдела, потянулась к выходу. Ксения сидела на месте, тупо глядя перед собой. «Ругать будет… пусть ругают, отчисляют, что хотят делают… чем хуже, тем лучше…»

– Ксюша!

Она удивлённо повернула голову. Куратор их группы Татьяна Ивановна, немолодая миниатюрная женщина, сидела рядом и внимательно смотрела на неё. Ксения встретилась с ней глазами и словно впервые увидела… Чёрные волосы завязаны в хвостик. Неизменные крохотные золотые серёжки с красными камешками. Простая белая блузка, серый пиджак. Губы тонкие, чуть подкрашенные. Но глаза, глаза – горели таким огнём, а в уголках – лучики. Весёлая. Каждое утро – рука об руку с мужем на работу, вечером – с работы, идут, болтают, смеются… Муж на той же кафедре лекции читает – маленький, пузатенький, смешной… Читает здорово, заслушаешься, шутит всё время, студенты его обожают.

– Татьяна Ивановна, вы счастливы?

– Да, счастлива, – она словно ждала этого вопроса.

– А я… – Ксении хотелось закричать: «Я самая несчастная на свете!»

Но вместо слов полились слёзы.

– Что ты, девочка, что ты! – Татьяна Ивановна гладила её по голове, по трясущимся от рыданий плечикам, – ты такая славная, умная девочка, ты обязательно будешь счастлива, вот увидишь. Ты учись, не вздумай запускать, ты очень, очень талантливая. Ты меня слышишь?

* * *

Через пару недель Ксения с Полиной Лисятниковой бежали на лекцию. Полина вдруг резко остановилась у буфета:

– Ксень, на минутку… Я хоть «Сникерс» куплю, голодная.

– Опоздаем!

– Я быстро, – она уже устремилась в дверной проём.

Девушка нехотя зашла за ней. За столиком прямо у двери сидел Максим в обнимку с девушкой и кормил её… пирожным с вишенкой. Очередная «фея» с разомлевшим и оттого глупым лицом разевала рот, как рыба, и закатывала голубые глазки. Это было так смешно, что Ксения расхохоталась во всё горло. Она уселась за столик и бесцеремонно уставилась на них:

– Ну что, голуби, воркуете?

Максим убрал руку с плеча девицы и отодвинулся от неё:

– Что ты от меня хочешь? – его приятный баритон сорвался на бабий визг.

– Я? От тебя? Вот уж точно – ничего! Девушка, беги от него, это же Презик!

Полина, жуя «Сникерс», махнула рукой:

– Идём!

* * *

Ключ на удивление быстро нашёлся в сумке, Ксюша уже шагнула в коридор и… застыла. Кричал отец:

– Да, я молодой! Я жить хочу и не собираюсь гнить, сидя дома, как ты со своими тетрадями…

– Серёжа, что ты говоришь! Я что, старуха? Я же на три года тебя моложе!

– Да ты уже родилась старой!

Он стал передразнивать её:

– Лучший отдых – это театры, концерты, выставки… Тебя даже слушать противно!

Раздался звук пощёчины.

– Ну так не слушай!

Девушка шагнула обратно в подъезд. Пусть разберутся наконец. Села на лавочку во дворе. Солнце катилось за горизонт, стало заметно холоднее. Долго так не высидишь. Куда же пойти? Открыла наружный карман сумки, достала пластик жевательной резинки, что там ещё шуршит? Квитанция за свет и купюра в пятьсот рублей – мама просила заплатить, а она забыла. Ксения направилась к супермаркету.

Через полчаса она стучалась в дверь с номером двадцать семь. Ира развешивала бельё, Полина-первая писала конспект. Аня спала, уткнувшись лицом в открытую книжку, Полина-вторая читала, лёжа на кровати.

– Подъём! – весело сказала Ксюша, доставая из пакета бутылку шампанского, торт, несколько яблок.

– Сегодня что, праздник? – Полина достала кружки, Ирина – тарелки и нож.

– День работников швейной промышленности.

– Серьёзно, день рождения, что ли? – не унималась Полина.

– Скорее уж – день освобождения…

– От чего? – оглянулась Ирина.

Девушка задумалась.

– От всего, что нас унижает.

Севрюгова пристально посмотрела на неё и удивлённо хмыкнула:

– Хорошо сказано.

Было почти одиннадцать, когда Ксения вернулась домой. Из спальни раздавался храп. В гостиной горел торшер – мама ждала её. Девушка присела на диван рядом с ней.

– Мам!

– Что?

– Пойдём завтра в театр.

– А что, хорошая пьеса идёт?

– Очень хорошая.

– А как называется?

– Не знаю, но всё равно пойдём, а?

Без названия

– Дамы, прошу вас, проходите! Проходите!

Старухи семенили к подвалу, толпились у лестницы, прижимая к себе сумочки и пакеты.

– Не торопитесь, занимайте свои места! – Мерц повернул выключатель и облегчённо вздохнул: «Слава Богу! Свет ещё есть».

– Дама Грубер, где ваша палочка?

– Здесь, здесь, уважаемый Мерц!